All Saints' Day

[stjohnwatson]

В честь Хэллоуина. Частично вдохновлена картинкой, только у меня более жёсткий вариант.

МорМор, G, angst, hurt/comfort, AU, OOC, postReichenbach.

1 129 слов

В Хэллоуин исполняется четыре с половиной месяца с того самого дня. Если бы Себастьяну захотелось отпраздновать, ему даже не пришлось бы думать о костюме: выйдя на улицу, он – бледный, высокий, осунувшийся, сильно похудевший и угрюмый, с чёрными кругами под глазами, большей частью напоминавший скелета, нежели живого человека – напугает кого угодно без дополнительной одежды и грима.
По телеку крутят тематические страшилки и мультики вперемешку с мистическими сериалами, на улицах в киосках торгуют масками, фальшивыми клыками, плащами Дракулы и маленькими корзинами для конфет в виде тыкв и ведьминых голов – обязательно с зелёной кожей и горбатым носом с бородавками. И, конечно же, книжками со страшными историями, которые дети будут упоённо зачитывать друг другу в тёмной гостиной в импровизированной палатке под свет карманного фонарика.
У Себастьяна тоже есть одна страшная история прозапас. О том, как однажды сошлись два человека. Нет-нет, вы подождите, это только начало.
Так сложилось, что одному из них нужен был босс, а другому – снайпер. И они договорились, что первый будет работать на второго. Только вот снайпер не только работал на своего босса, но однажды и полюбил его. Однако и босс полюбил снайпера. Дал ему ласковое прозвище, обнимал по ночам, шепча в светлые волосы: “Мой укрощённый Тигр” – баловал его новыми винтовками. Снайпер никогда не говорил ему о своих чувствах вслух, но всегда старался делать всё, чтобы босс был доволен. Убивал ради него. Защищал его от плохих людей и плохих снов. Старался всегда быть рядом, когда это требовалось.
А потом босс заинтересовался человеком, которого считал своим отражением. Он играл с ним и его другом, придумывал для него загадки, уделял ему много внимания. Снайпер ревновал, но ничего не говорил, послушно выполняя все указания босса.
Однажды босс сказал снайперу: “Следи за другом того человека” – и снайпер следил. А в это время босс, затеявший самую опасную и самую грандиозную игру в своей жизни, убил себя на месте финального акта. И снайпер, уйдя в глухую тоску, перестал стрелять.
Какое отношение эта история имеет к Себастьяну? Да никакого, собственно. Только от чего-то на душе скребут и воют волки, и, слушая их, хочется самому завыть, вскинув голову к потолку - громко, протяжно, душераздирающе. Вместо этого он утыкается лицом в подушку и зажмуривается. Вот бы оглохнуть. Ослепнуть. Умереть. На этот день, когда все празднуют и радуются, а он лежит на кровати и не может заставить себя даже пошевелиться. А зачем?..
В четыре пополудни Себастьян внезапно срывается с места и покупает в ближайшем магазине огромную тыкву. Пачкает руки и водолазку её внутренностями, вырезает куски. Выходит не страшная рожица, не ведьмина дикая улыбка, а буквы, которыми когда-то так бредил босс. Тот самый, из страшной истории, которую надо рассказывать под тентом-одеялом, светя фонариком в лицо. I O U.
Он вставляет внутрь свечку, накрывает обратно “колпачком” с хвостиком, едва удерживая в скользких руках, ставит получившуюся композицию на стол. И ком в горле становится всё больше и горче, а глаза начинает щипать. Себастьян выпускает из ослабевших пальцев нож, отворачивается и уходит в комнату. Не потому, что ему больно на это смотреть. Конечно, не поэтому. Просто переодеться надо. И руки помыть.
С пяти часов, ещё когда даже не начинает темнеть, к Себастьяну начинают стучаться дети. Вопят это своё дурацкое “Сладость или гадость”, он прямо слышит, как они нетерпеливо топчутся под дверью, ожидая, когда им откроют, и вкусными реками посыплются сладости в их пакеты. Он предпочитает притвориться, что не слышит. Что его нет. Они просто пойдут в следующую квартиру и оставят его в покое. Он глупо, по-детски накрывает голову подушкой и как будто почти не слышит шороха чужих костюмов, радостного, едва ли не хорового произнесения традиционной фразы, топота детских ног. Он шепчет: “Убирайтесь к чёрту” - и они слушаются, покорно, пусть и с разочарованными стонами, плетутся прочь, шаркают ногами, постукивают о стены пластмассовыми ведёрками.
Когда за окном уже темно, и фонари кусками, пятнами освещают улицу, слышится ещё один стук. Не слышно топота и перешёптываний, стука ведёрок и нетерпеливых вздохов. Себастьян решает проигнорировать и этот визит. Всё это скоро закончится. Надо просто продержаться ещё остаток вечера, правда?
- Сладость или гадость, Басти? – тянет из-за двери знакомый голос.
Он немедля вскакивает и бросается к двери, а, распахнув её, видит…
- Ты ненастоящий, - уверенно заявляет он Джиму, улыбающемуся чуть ли не до ушей. У того на голове рожки, за спиной виднеются крылья, а на уровне колен выглядывает любопытная стрелочка хвоста. И всё ярко-красного оттенка.
- Не надо так грубо, - морщится Джим, положив невероятно реальную и ощутимую руку на грудь Себастьяна, отодвигает его и проходит в квартиру. – Ммм, а у тебя тут уютно. Почему сменил адрес? Не то чтобы это могло помешать мне найти тебя, мне просто любопытно. О, какая тыква! И буквы знакомые. Ты не поставил копирайт.
Себастьян машинально закрывает дверь и идёт следом, не отрывая взгляда от покачивающегося хвоста, гибкого и кажущегося вполне себе настоящим.
- Так ты… ты вернулся? – осторожно спрашивает он, глядя, как Джим тонким пальцем нарезает круги по букве “O”.
- Конечно, я вернулся, - Джим оборачивается и кивает. – Сегодня же День Всех Святых, Бастиан.
- Ты. В День Всех Святых. Какая ирония. Интересно, после смерти я тоже попаду в Рай?
- В День Всех Святых, Бастиан, образуется связь с потусторонним миром, а не с Эдемом, ты вообще тематические сайты читал?
- Желания не было.
- Оно и видно.
После этого повисает короткая пауза, во время которой Джим всё с тем же любопытством осматривает квартиру, а Себастьян молча наблюдает за ним, пытаясь понять, какой из вопросов лучше всего задать, а главное – как правильно это сделать, чтобы Джим не нашёл лазейку и не ответил абстрактно.
- То есть, ты живой? – в конце концов, вопросы в лоб всегда были его лучшей тактикой.
- Сегодня – да, - пожимает плечами Джим, копаясь в холодильнике.
- То есть, ты всё-таки умер? – уточняет Себастьян, пока этот то ли демон, то ли ещё кто, запрыгнув на стол, чавкает найденным сэндвичем.
- Ты много людей видел, выживших после выстрела в голову? – с издёвкой интересуется Джим и так характерно, так в своём стиле поднимает брови. Себастьян сокращает расстояние между ними и обнимает его крепко, прижимает к себе.
- Осторожней, “Армани” помнёшь, - фыркает тот наполовину серьёзно и обнимает в ответ. А руки у него ледяные, Себастьян даже через футболку чувствует.
- И ты исчезнешь в полночь?
- Не будь банальным, это же Хэллоуин. У меня двенадцать часов, начиная с шести вечера и заканчивая шестью утра.
Себастьян улыбается отсутствующе, сам не знает, чему именно.
- А ты себя запустил, - цокает языком Джим. – Почему не нашёл другую работу? Твои руки нуждаются в новых мозолях. Я их так люблю.
- Мои мозоли?
- Твои руки.
Себастьян прикрывает глаза и просто слушает стук сердца Джима.

…утром Себастьян просыпается в одиночестве, и его сердце снова разбито на куски. Он осторожно собирает их, режет пальцы в кровь и ищет в массивном чемоданчике с инструментами под раковиной клей. Он должен привести себя в порядок. Он должен жить дальше. Ведь…
До следующего Хэллоуина всего триста шестьдесят четыре дня.