Angst, drugs and death

[stjohnwatson]

Название: Happy birthday, Jim
Автор:  Св. Иоанн Уотсон
Направленность: джен
Фандом: Sherlock BBC
Жанр: angst
Рейтинг: PG-13
Размер: 2 152 слова
Персонажи: Джим Мориарти, Себастьян Моран.
Предупреждения: OOC, наркотики, ангст, убийства.

А также часовые пояса, кровь и галлюцинации

Джим ненавидит свои Дни Рожденья. Это идёт из детства, когда мама сделала ему “приятный” сюрприз. О, он запомнил его на всю свою жизнь. Помнит до сих пор.
В этот день и следующий после него он не планирует никакие встречи, не назначает никакую работу своим людям. Это личные два праздника в преступной сети Мориарти, два общественных выходных. Если только речь идёт о криминальном обществе. Сам мистер М., великий и ужасный, запирается у себя дома и планирует. Готовит. Убирается в квартире. Гладит одежду. Моет посуду. Смотрит телевизор. Навскидку вспоминает сто тридцать способов убить человека не своими руками, не лично, на расстоянии. Словом, делает всё, лишь бы не вспоминать о том, какой сегодня день. Самый обычный. Ничем не примечательный.
Иногда он даже напивается, но через пару дней уже бодр и свеж, как маргаритка.
По примеру сварливого доктора из сериала, он вместо этого празднует, что Земля снова совершила полный обход вокруг Солнца.
Джим отмечает по приложению в телефоне момент, когда даже в самых отдалённых уголках планеты наступает "завтра" (двенадцать часов следующего дня по Лондонскому времени), и чувствует, как в груди начинает развязываться тяжёлый узел, как становится легче дышать.

В этом году Джиму двадцать девять. Радость-то какая. Чем ближе этот проклятый день, тем злее он становится. Срывается на Себастьяне, который даже не скрывает удивления. Он, привыкший к тому, что Джим меняет настроение пять раз в секунду, удивляется этому постоянству. Этому непрерывному напряжению и даже не злости, а ярости, мощными, чуть ли не сбивающими с ног волнами исходящей от него. Себастьян, наверное, думает, что Джим на самом деле женщина и у него месячные. Уж лучше так, чем…
В этом году Джим решает, что старый добрый ирландский виски со своей работой не справится и заказывает себе наркотики, которые бережно хранит до того самого дня в безопасном и недоступном месте. Не вызывающие привыкания, но выбрасывающие в мозг такую мощную порцию веществ за дозу, что можно на пару часов отключиться от реальности и улететь на радужном единороге в Страну Чудес, не проваливаясь при этом в нору за кроликом. Джим не наркоман, хотя подобные расслабляющие процедуры ему не повредили бы, так что берёт всего одну дозу. Ему больше и не надо. Слава Богу, День Рожденья всего раз в году.
Дни пролетают довольно быстро: там доставание Себастьяна SMS-ками во время работы, здесь – встреча с потенциальным клиентом, тут – воплощение одного из продуманных, как всегда, в каждой детали планов. Взрывы, убийства, деньги. Ему нравится, но постепенно начинает приедаться. Впрочем, в последние дни перед “радостным” событием всё приобретает какой-то ещё более раздражающий, чем обычно, налёт. Как кариес, только зубная щётка с пастой и даже стоматолог тут не помогут. Вырывать с корнем все зубы сразу и делать новую челюсть, разве что.
Джим смотрит, как Себастьян медленно ест пасту в ресторане, куда они заехали после нескольких переговоров в разных точках Лондона. Просто поразительная способность запихивать в себя еду в таких количествах. Себастьян крупный, но не толстый, довольно подтянутый и высокий. Наверное, эти макароны перевариваются вдоль.
- Не звони мне завтра.
Себастьян вскидывает голову, вытирает губы и удивлённо смотрит. Ничего не говорит. То ли ожидает продолжения, то ли формулирует наиболее точный вопрос. Как будто не знает, что Джим всё равно найдёт лазейку, будь у него на то желание. На любой вопрос, если хорошо извернуться, можно ответить сразу и “да”, и “нет”, и “не знаю”.
- Вообще забудь мой номер на этот день.
Себастьян кивает, так ничего и не спросив. Джим улыбается, не улыбаясь.

Джим специально спит до обеда, так что к тому моменту, как он просыпается, треть дела уже сделана.
В течение следующих нескольких часов время ползёт настолько медленно, что кажется, будто кто-то специально затормаживает его ход. Всё происходит как-то нестерпимо тягостно и лениво. Он слоняется по квартире, натыкается на мебель, собирает плечами углы, а коленями снова и снова натыкается на кофейный столик в гостиной. Проходи, время, проходи, ну что ж ты стоишь? Да не в квартиру проходи. На балкон. И прыгни, да. Разбейся на тысячи осколков. Или, может, ты умеешь летать, время? А ты умеешь. В другие дни несёшься со скоростью ветра, мчишься мимо ракетой: моргнул утром - выморгнул ночью.
Джиму удаётся дожить до вечерних новостей, ничего не разбив, не сломав и не повредив. Как в квартире, так и в самом себе. Он валяется на диване вверх ногами, потому что так диктор выглядит абсурднее, а от того интереснее. Хрустит чипсами, найденными в буфете на кухне. Через минуту после этого комкает и топчет пачку, а диктора вместе с телевизором скидывает со стойки. После этого грандиозного грохота в квартире снова звенящая тишина, сводящая Джима с ума похлеще пыток водой.
Он заказывает китайскую еду из ресторанчика неподалёку, ровно пять минут чисто из вредности не открывает курьеру дверь, а заплатив, хлопает ею так, что мальчишка наверняка вздрагивает у самого лифта, нажав не на ту кнопку. Сказал бы спасибо, что Джим не швырнулся в него этой коробочкой. Хотелось ужасно.
Джим не ест. Протыкает пельмени палочками разъярённо, разрывает коробку, разбрасывает по полу. Ему жарко, холодно, плохо, хорошо, и голова кружится в качестве вишенки на торте “прекрасных” ощущений.
Он балуется с телефоном, набирая все подряд цифры, которые только придут в голову, и пытается сыграть в игру “Достань собеседника за семьдесят пять секунд”. За семьдесят пять не выходит, лондонцы по вечерам раздражительнее обычного и отключаются, не выждав и двадцати. Джим остервенело стирает номера в папке “Исходящие”, швыряет телефон в стену, потом поднимает, бережно кладёт под подушку и, завалившись на кровать, разглядывает потолок, словно потолка там и нет вовсе, только звёзды, яркие, манящие, холодные. Как он. Окутанные облаком космической пыли, как и он – лондонским туманом, загадочностью, слухами вокруг таинственного мистера М.
Ощущение этой тянущей маеты не отпускает, хочется разорвать себе грудную клетку в клочья и вынуть из неё чужестранку, выкинуть, растоптать, уничтожить, провернуть в блендере и скормить уличным собакам. Что угодно, лишь бы не чувствовать это.
Джим жмурится до цветных пятен на обратной стороне век и ждёт, ждёт, ждёт. Ожидание убивает его. Невидимые часы тикают у него в голове, не бомбой, но медленным течением каждой секунды, в которую хочется встать и заорать. Пнуть комод. Швырнуть в стену подушку. Вазу. Самого себя. Кроме последнего, он проделывает всё это не по одному кругу, но чесотка в коленях, в запястьях, в голове не проходит, только становится ещё сильнее. Как комариный укус, который зудит ещё больше, если поскрести ногтями, даже просто прикоснуться. И нигде нет грёбанной мази. Ни в Лондоне, ни в Берлине, ни в Токио. НИГДЕ на всём чёртовом земном шаре. Он бы убил пару десятков человек, не раздумывая, собственными руками, наплевав на брезгливость, если бы только ему пообещали чудодейственное лекарство. К своему, заранее заготовленному, он пока не может прибегнуть, для него должен наступить особенный момент.
Джим думает, что хорошо было бы держать дома кошку. В такой день можно заняться её распотрошением, сыграть в пародию на вызов Дьявола. Или там надо было зарезать козу? Из Джима паршивый сатанист, он с детства не верит в сверхъестественную ерунду, полагаясь исключительно на себя и свой выходящий за рамки обыденности интеллект. Но в качестве развлечения можно и соответствующую книгу достать. Правда, выходить из дома совсем не хочется, а ebay в ближайшие пять минут ему явно не предоставит нужное, даже если пообещать заплатить в три раза дороже и за товар, и за доставку.
Когда наступает полночь, Джим вознаграждает себя за терпение: достаёт заготовленный подарок, обматывает жгутом руку выше локтя. Иголка жалит тонкую кожу, по венам струится чистое наслаждение, обещающее стать ещё прекраснее. Лучше бы, конечно, лечь спать, но Джим слишком взвинчен, чтобы сомкнуть глаз, поэтому разумнее провести оставшиеся двенадцать часов весело и без сожалений.
Джим закрывает глаза и елозит затылком по подушке. Звук этот в искажённом варианте кажется шумом океана. Успокаивающим. Медленным. Теперь медлительность совсем не раздражает и кажется естественной. Словно это нормально, что одна минута превращается в две, растягивается, словно жевательная резинка.
Когда Джим открывает глаза, вместо потолка у него звёздное небо, и прибавленное к этому лёгкое головокружение, смешанное с эйфорией, создаёт удивительное ощущение, будто он летит прямо среди этих звёзд, оставив позади законы гравитации и тот факт, что в космосе нет кислорода. Кому вообще нужен этот треклятый кислород?
Но ощущение быстро пропадает, сменяется пустотой внутри, которая заполняется злостью, болью и какой-то невыносимой тоской. Вскочив с кровати, Джим нетвёрдой походкой направляется к шкафу и с большим трудом всё же опрокидывает его. Жалобно хрустят перекошенные дверцы, расстроено выглядывают из щелей рукава рубашек, не понимая, за что с ними так обошлись.
Джим ураганом проходится по квартире, звуками разрушения заполняя мёртвое молчание внутри, выевшее всё до последнего. Он потрошит подушки, опрокидывает столы, выворачивает ящики, выбрасывая на пол содержимое, разбивает винные бокалы, набор которых подарил ему в качестве благодарности клиент. Деньги он, конечно, тоже дал (ещё бы он посмел не дать!), а это так, приятный бонус.
Телевизор внезапно включается, и тот же диктор снова начинает говорить. Из углов в потолке вылезают большие пауки и, шурша мохнатыми лапами, шипят. Сначала Джим не разбирает, что, но потом…
- Лучший подарок, который я тебе сделала…
Он закрывает уши руками и мотает головой. Но слова всё равно проскальзывают сквозь зазоры между пальцами, вплывают в уши чёрной тягучей вязкой массой.
- Лучший подарок…
- Я не слышу вас! – кричит Джим и несётся в спальню, босыми ногами прямо по битому стеклу, не чувствуя боли. Написать кому-нибудь, выплеснуть, поделиться. Оскорбить, унизить, сравнять с землёй. Чтобы кому-то было ещё хуже, чем ему самому.
Но буквы расплываются перед глазами, и он засовывает телефон в карман до лучших времён.
“Лучший подарок, который я сделала тебе… Подарок, за который ты будешь благодарен мне всю свою жизнь… То, что я не сделала аборт.”
Джим закусывает губу до крови, скрипя зубами, стирает эмаль и не слышит, не слышит, не слышит. Упорно отрицает.
В девятнадцать Джим взламывает почту своего дяди по линии отца и от его имени делает заказ на то время известному киллеру, заранее пересылая на его счёт крупную сумму.
“Изуродуйте лицо женщине, чтобы родная мать не узнала. Прострелите коленную чашечку мужчине, приставьте пистолет к виску и заставьте выпить алкоголь с ядом. Не трогайте мальчишку.”
Вот твоя благодарность, мама. Спасибо большое. Надеюсь, ты там горишь в Аду, как и положено грёбанным грешникам.
Джим смотрит в потолок и плачет. Не всхлипывая, не содрогаясь. Фактически, он не плачет, а слёзы просто сами вытекают из его глаз, скатываются по щекам, замирают на подбородке. Глаза немного щиплет, и начинает болеть голова. Впору задуматься, нет ли у него иммунитета к наркотикам, потому что обещанные дилером радужные единороги, кажется, уже проскакали мимо.
Джим не отслеживает, в какой именно момент его посещает гениальная идея написать Себастьяну. Тот был хорошим мальчиком и не звонил ему. Впрочем, он вряд ли вообще собирался, но это уже второй вопрос.
“Моран, меня атакуют фиолетовые мармеладные крокодилы.”
Он почти ненавидит себя за то, что пишет без ошибок при отключённой автозамене.
Ответ довольно предсказуемый.
“Ты пьян?”
Джим сознаётся совершенно честно.
“Нет.”
И, подумав, добавляет:
“Я ширнулся.”
Себастьян выдаёт короткое “Я скоро буду” и больше ничего не пишет. Скучный какой.

Звонок в дверь звучит как похоронный марш. Джим любит похоронный марш, поэтому хихикает и, спотыкаясь об сваленные на полу вещи, пробирается к двери.
- Привет, большой высокий человек, - приветствует он Себастьяна, цепляясь за ручку. – Будь моим гостем. Извини, чай не предлагаю.
Себастьян послушно заходит, закрывая за собой дверь и поддерживая при этом Джима.
- Так где там, говоришь, твои крокодилы?
Голос у него какой-то хриплый, курил, наверное, пока добирался сюда.
Джим указывает на свои ноги, до сих пор кровоточащие, с застрявшими в них осколками. Из-за наркотика боль притуплена и ощущается исключительно как лёгкие укусы, покалывание.
- Сейчас разберёмся, - уверяет Себастьян, поднимает его на руки, устраивает на диване в гостиной и идёт в ванную, чтобы вернуться с аптечкой. Джим шипит и вздрагивает, но старается сильно не мешать процессу, к тому же, это действительно помогает: крокодилы больше не кусают.

- А что, собственно, случилось? – спрашивает Себастьян, удерживая Джима на руках и слегка покачивая, успокаивая. Тот цепляется руками за его шею и не отвечает.
Себастьян озадачен. Босс совсем не похож на наркомана. Значит, должна быть какая-то причина. Праздник прям-таки, он бы даже сказал.
Он держит Джима, не слишком сильно, но крепко, опасаясь, что тот захочет ещё как-нибудь себя покалечить и, возможно, даже не осознает этого. Ни в процессе, ни после.
За окном медленно начинает светать, и Себастьян в новых красках окидывает взглядом живописный бардак в квартире. Это ж надо было так… С чего же?.. Заключил ночью какую-то удачную сделку? Или повод, наоборот, был печальный? Оплакивал кого-то из… Честно говоря, Себастьян не может представить себе Джима, который оплакивал бы родственников. Близких. Какие близкие могут быть у человека, который нанял снайпера, чтобы убивать неугодных? Абсурд? Не совсем, но всё же…
Когда солнце уже светит вовсю, Джим, оказывается, не спавший, а просто подозрительно затихший, вытаскивает из заднего кармана джинсов телефон и чуть дрожащими пальцами тыкает в сенсорный экран.
- Сколько времени? – спрашивает он, и Себастьян смотрит на часы, которые босс подарил ему в прошлом году: - Двенадцать ноль-одна.
- Он закончился, - на лице Джима появляется пугающе широкая улыбка. – Он закончился, Себастьян, всё хорошо.
- Если ты так говоришь… - озадаченно отзывается тот.
- Теперь всё будет хорошо, - заверяет Джим и отключается. Себастьян проверяет пульс. Живой. Просто… заснул? Что же творится в твоей голове, босс?..
Он вздыхает и, поколебавшись, оставляет Джима на диване. Надо прибраться, босс не любит беспорядок..