Я ПООЩРЯЮ БЕЗОПАСНЫЙ СЕКС, ПОТОМУ ЧТО Я ХОРОШИЙ ДЯДЯ ©
Название: The gift
Автор: Св. Иоанн Уотсон
Направленность: слэш
Фандом: Sherlock BBC
Жанр: fluff, PWP
Рейтинг: R
Размер: 1 119 слов
Персонажи: Джим Мориарти, Себастьян Моран
Предупреждения: OOC, AU.
Не ищите смыслУ Джима очень странные представления о подарках.
Обычно это у того, кому даришь, полная свобода действий. В случае с Джимом же всё наоборот. “Я дарю тебе ограничение, и ты должен быть благодарен, потому что даю тебе его именно я”. Ирония в стиле Мориарти.
Руки Себастьяна, обнажённого во всех смыслах, прикованы к стене подвала (кто ж знал, что у Джима в особняке есть такой потрясающий подвал). Он слегка прогибается и изворачивается, чтобы посмотреть на Джима, стоящего позади с хлыстом в руке.
Предательская дрожь предвкушения пробегает по телу, Себастьян переступает с ноги на ногу и возвращает голову в прежнее положение, созерцая тёмный камень, вглядываясь в каждую малейшую трещину. Он должен быть возмущён, разъярён или хотя бы озадачен, но вместо этого чувствует лёгкое возбуждение, зарождающееся внизу живота, и это почти кажется постыдным. Повёлся как мальчишка на это “Давай я устрою тебе маленькую экскурсию”, а потом не успевает он и глазом моргнуть, как уже без футболки, и запястья холодят кандалы. Тяжёлые и очень похожие на те, что в книжках с картинками про средневековые орудия пыток.
Джим, между тем, возмутительно одет. Костюм от Hugo Boss, тёмно-синий галстук в светло-бежевый ромб и булавка к нему за зарплату Себастьяна в несколько лет. Не говоря уже о ботинках от Moschino. Человек с иголочки.
- В такой одежде не очень-то удобно заниматься тем, что ты собираешься устроить, Джимми-бой.
Слова срываются с языка прежде, чем Себастьян может их остановить. Откуда эта наглость? Какого чёрта он провоцирует Джима, и без того не отличающегося безграничным терпением? Помирать, так с музыкой, что ли?
- А ты, я смотрю, много практиковался в этом, раз выдаёшь этот профессиональный комментарий.
Голос прохладный. Добра не жди. Не стоило вообще открывать рот, но адреналин уже бежит по венам, возможность опасности, выхода за границы будоражит, терпкий запах щекочет ноздри. Господи, да действуй уже, ради всего, что тебе дорого!..
Себастьян слышит свист за секунду до того, как боль обжигает кожу на спине. Он стискивает зубы, не позволяя ни единому звуку вырваться из его глотки. Он знает, что Джим хочет услышать его. Стоны, крики, всхлипы, что угодно. Любая реакция сойдёт. Джим любит его реакции, и именно поэтому Себастьян так скуп на них. Это не приедается. Он всё ещё интересен, важен, интригует, если Джим продолжает допытываться, вытягивать, находит для этого всё новые и новые способы. Эта игра нравится им обоим, и ни один не хочет останавливаться. А зачем?..
- Не расстраивай меня, Себастьян.
Он прогибается, зажмуриваясь, на обратной стороне век фейерверки полуторамесячной давности по случаю Нового Года. Вместе с болью по телу растекается жгучей волной удовольствие, и хочется скулить, словно собака, выпрашивающая ещё кусок сахара. Ещё. Ещё, пожалуйста. Не останавливайся.
Но Джим поступает как раз наоборот, зато подходит вплотную и проводит пальцами прямо по ранам. Раны не то чтобы глубокие, но кровоточат, капли, стекая вниз, щекочут поясницу, и хочется снова прогнуться, будто кошка, которую погладили.
- Меня всегда восхищала твоя выдержка, Себастьян, - делится откровением Джим и вгоняет аккуратно стриженые ногти в рану, от чего с губ срывается стон. – Помню, как звал тебя полковником, а ты злился, говорил, что больше не принадлежишь армии, больше не служишь стране и королеве. А мне так нравилось тебя дразнить.
Себастьян дрожит и коротко, рвано, горячо выдыхает. Отдельно взятый кусок стены расплывается перед глазами. Тело бросает в дрожь, возбуждённый член прижимается к животу, подрагивает. Весь возможный стыд от получения удовольствия таким извращённым способом заглушает бьющееся в висках “Хорошохорошохорошо”. Непрерывно отстукивает бешеным пульсом.
Джим проводит языком по одной из ран, а потом внезапно кусает, и Себастьян вскрикивает, изгибая спину, толкаясь исполосованной спиной в этот жадный грубый рот. Ещё. Сделай так снова. Тело куда честнее и не скрывает, в отличие от самого Себастьяна, своё отношение к этой игре. Новой, жестокой, но весьма привлекательной. Все мысли вылетают из головы, оставляя там блаженную, звенящую пустоту.
Джим отходит и наносит ещё несколько ран поверх этих, всё ещё свежих. На этот раз Себастьян отпускает на волю свой голос, не сдерживаясь, и камни впитывают эти звуки, чтобы потом отразить, исказить, позволяя услышать собственные непристойные крики.
Джим отбрасывает прочь хлыст и достаёт смазку. Это можно определить по шороху одежды и щелчку крышки тюбика. Он не нежничает, сразу заталкивает два пальца, и Себастьян рефлекторно сжимается, но тут же расслабляется, вздрагивая, когда Джим шлёпает его по ягодице. Больше неожиданно, чем больно. И действует безотказно. И совсем не кажется унизительным.
Вскоре Себастьян прогибается и сам насаживается на пальцы, желая большего. Ещё, сильнее, ярче. Джим всегда в состоянии обеспечить ему весь этот потрясающий коктейль.
Когда он входит, Себастьян стонет, стискивает мышцами, заставляя Джима зарычать совершенно по-звериному и начать вколачиваться. Одной рукой Джим впивается в его бедро, другой царапает спину, пачкает пальцы в крови и, Себастьян кожей чувствует, довольно улыбается, слушая стоны, в которых смешиваются боль и удовольствие.
- Ты – мой. Мой снайпер, мой любовник, мой валентин. Просто мой. Это факт. Мне не требуется твое разрешение или подтверждение. У тебя нет выбора. Только один вариант ответа, - Джим бормочет лихорадочно, входя в него по самые яйца с этим пошлым шлепком бёдер о ягодицы. Себастьян не спорит. Он соглашается. Каждым протяжным стоном, каждым громким вскриком, каждым коротким всхлипом. Каждым движением тела навстречу, яростным и развратным подмахиванием, каждой попыткой выдернуть руки из кандалов, отчего кожа саднит, и там остаются отметины, жгучие, болезненные, добавляющие специй в это и без того острое блюдо.
- Ты – мой, - повторяет Джим, и у Себастьяна кружится голова. У него только одно желание. Чтобы Джим прикоснулся к нему. Обхватил член своей холёной рукой и отдрочил в рваном, быстром темпе. Вместе со своими грубыми движениями. Или совсем врозь с ними. Как угодно. Лишь приласкал, погладил. Но он не смеет попросить. Он даже не уверен, что сможет сказать что-то членораздельное, если попытается.
Но Джим понимает его и без слов, почти прижимается грудью к спине, едва не пачкая дорогой пиджак кровью, и делает всё так, как и хотелось, даже лучше. Себастьяна трясёт, словно в лихорадке, перед закрытыми глазами мечутся яркие всполохи-точки, и он на мгновения, короткие, не смертельные, но долго тянущиеся, забывает вдохнуть или выдохнуть.
Позже Джим ворчит, что ещё чуть-чуть, и дорогой его сердцу Hugo Boss можно было бы сжигать, потому что кровь не отстирывается даже в самых лучших прачечных Лондона. А Себастьян растирает саднящие запястья, вращает ими, разминая, и сдерживает порыв широко и довольно улыбнуться. Он и не ждал романтического ужина в дорогом ресторане с ароматическими витиеватыми свечами в старинном канделябре. Джим полностью устраивает его таким: жадным, ревнивым без повода собственником с садистскими наклонностями и страстью к доминированию.
И не надо банальных слов. Как пелось в одной прекрасной песне, слова бессмысленны и стираются из памяти. Они лишь искажают смысл.
И пусть представление у Джима о подарках довольно странное, он и сам не образец нормального человека. Он всё понимает. Читает всё нужное в промежутке между свистом хлыста и обрушивающейся болью.
Когда-нибудь он сделает то же самое с Джимом. И Джим тоже его поймёт.
А большего ему и не надо.
Автор: Св. Иоанн Уотсон
Направленность: слэш
Фандом: Sherlock BBC
Жанр: fluff, PWP
Рейтинг: R
Размер: 1 119 слов
Персонажи: Джим Мориарти, Себастьян Моран
Предупреждения: OOC, AU.
Не ищите смыслУ Джима очень странные представления о подарках.
Обычно это у того, кому даришь, полная свобода действий. В случае с Джимом же всё наоборот. “Я дарю тебе ограничение, и ты должен быть благодарен, потому что даю тебе его именно я”. Ирония в стиле Мориарти.
Руки Себастьяна, обнажённого во всех смыслах, прикованы к стене подвала (кто ж знал, что у Джима в особняке есть такой потрясающий подвал). Он слегка прогибается и изворачивается, чтобы посмотреть на Джима, стоящего позади с хлыстом в руке.
Предательская дрожь предвкушения пробегает по телу, Себастьян переступает с ноги на ногу и возвращает голову в прежнее положение, созерцая тёмный камень, вглядываясь в каждую малейшую трещину. Он должен быть возмущён, разъярён или хотя бы озадачен, но вместо этого чувствует лёгкое возбуждение, зарождающееся внизу живота, и это почти кажется постыдным. Повёлся как мальчишка на это “Давай я устрою тебе маленькую экскурсию”, а потом не успевает он и глазом моргнуть, как уже без футболки, и запястья холодят кандалы. Тяжёлые и очень похожие на те, что в книжках с картинками про средневековые орудия пыток.
Джим, между тем, возмутительно одет. Костюм от Hugo Boss, тёмно-синий галстук в светло-бежевый ромб и булавка к нему за зарплату Себастьяна в несколько лет. Не говоря уже о ботинках от Moschino. Человек с иголочки.
- В такой одежде не очень-то удобно заниматься тем, что ты собираешься устроить, Джимми-бой.
Слова срываются с языка прежде, чем Себастьян может их остановить. Откуда эта наглость? Какого чёрта он провоцирует Джима, и без того не отличающегося безграничным терпением? Помирать, так с музыкой, что ли?
- А ты, я смотрю, много практиковался в этом, раз выдаёшь этот профессиональный комментарий.
Голос прохладный. Добра не жди. Не стоило вообще открывать рот, но адреналин уже бежит по венам, возможность опасности, выхода за границы будоражит, терпкий запах щекочет ноздри. Господи, да действуй уже, ради всего, что тебе дорого!..
Себастьян слышит свист за секунду до того, как боль обжигает кожу на спине. Он стискивает зубы, не позволяя ни единому звуку вырваться из его глотки. Он знает, что Джим хочет услышать его. Стоны, крики, всхлипы, что угодно. Любая реакция сойдёт. Джим любит его реакции, и именно поэтому Себастьян так скуп на них. Это не приедается. Он всё ещё интересен, важен, интригует, если Джим продолжает допытываться, вытягивать, находит для этого всё новые и новые способы. Эта игра нравится им обоим, и ни один не хочет останавливаться. А зачем?..
- Не расстраивай меня, Себастьян.
Он прогибается, зажмуриваясь, на обратной стороне век фейерверки полуторамесячной давности по случаю Нового Года. Вместе с болью по телу растекается жгучей волной удовольствие, и хочется скулить, словно собака, выпрашивающая ещё кусок сахара. Ещё. Ещё, пожалуйста. Не останавливайся.
Но Джим поступает как раз наоборот, зато подходит вплотную и проводит пальцами прямо по ранам. Раны не то чтобы глубокие, но кровоточат, капли, стекая вниз, щекочут поясницу, и хочется снова прогнуться, будто кошка, которую погладили.
- Меня всегда восхищала твоя выдержка, Себастьян, - делится откровением Джим и вгоняет аккуратно стриженые ногти в рану, от чего с губ срывается стон. – Помню, как звал тебя полковником, а ты злился, говорил, что больше не принадлежишь армии, больше не служишь стране и королеве. А мне так нравилось тебя дразнить.
Себастьян дрожит и коротко, рвано, горячо выдыхает. Отдельно взятый кусок стены расплывается перед глазами. Тело бросает в дрожь, возбуждённый член прижимается к животу, подрагивает. Весь возможный стыд от получения удовольствия таким извращённым способом заглушает бьющееся в висках “Хорошохорошохорошо”. Непрерывно отстукивает бешеным пульсом.
Джим проводит языком по одной из ран, а потом внезапно кусает, и Себастьян вскрикивает, изгибая спину, толкаясь исполосованной спиной в этот жадный грубый рот. Ещё. Сделай так снова. Тело куда честнее и не скрывает, в отличие от самого Себастьяна, своё отношение к этой игре. Новой, жестокой, но весьма привлекательной. Все мысли вылетают из головы, оставляя там блаженную, звенящую пустоту.
Джим отходит и наносит ещё несколько ран поверх этих, всё ещё свежих. На этот раз Себастьян отпускает на волю свой голос, не сдерживаясь, и камни впитывают эти звуки, чтобы потом отразить, исказить, позволяя услышать собственные непристойные крики.
Джим отбрасывает прочь хлыст и достаёт смазку. Это можно определить по шороху одежды и щелчку крышки тюбика. Он не нежничает, сразу заталкивает два пальца, и Себастьян рефлекторно сжимается, но тут же расслабляется, вздрагивая, когда Джим шлёпает его по ягодице. Больше неожиданно, чем больно. И действует безотказно. И совсем не кажется унизительным.
Вскоре Себастьян прогибается и сам насаживается на пальцы, желая большего. Ещё, сильнее, ярче. Джим всегда в состоянии обеспечить ему весь этот потрясающий коктейль.
Когда он входит, Себастьян стонет, стискивает мышцами, заставляя Джима зарычать совершенно по-звериному и начать вколачиваться. Одной рукой Джим впивается в его бедро, другой царапает спину, пачкает пальцы в крови и, Себастьян кожей чувствует, довольно улыбается, слушая стоны, в которых смешиваются боль и удовольствие.
- Ты – мой. Мой снайпер, мой любовник, мой валентин. Просто мой. Это факт. Мне не требуется твое разрешение или подтверждение. У тебя нет выбора. Только один вариант ответа, - Джим бормочет лихорадочно, входя в него по самые яйца с этим пошлым шлепком бёдер о ягодицы. Себастьян не спорит. Он соглашается. Каждым протяжным стоном, каждым громким вскриком, каждым коротким всхлипом. Каждым движением тела навстречу, яростным и развратным подмахиванием, каждой попыткой выдернуть руки из кандалов, отчего кожа саднит, и там остаются отметины, жгучие, болезненные, добавляющие специй в это и без того острое блюдо.
- Ты – мой, - повторяет Джим, и у Себастьяна кружится голова. У него только одно желание. Чтобы Джим прикоснулся к нему. Обхватил член своей холёной рукой и отдрочил в рваном, быстром темпе. Вместе со своими грубыми движениями. Или совсем врозь с ними. Как угодно. Лишь приласкал, погладил. Но он не смеет попросить. Он даже не уверен, что сможет сказать что-то членораздельное, если попытается.
Но Джим понимает его и без слов, почти прижимается грудью к спине, едва не пачкая дорогой пиджак кровью, и делает всё так, как и хотелось, даже лучше. Себастьяна трясёт, словно в лихорадке, перед закрытыми глазами мечутся яркие всполохи-точки, и он на мгновения, короткие, не смертельные, но долго тянущиеся, забывает вдохнуть или выдохнуть.
Позже Джим ворчит, что ещё чуть-чуть, и дорогой его сердцу Hugo Boss можно было бы сжигать, потому что кровь не отстирывается даже в самых лучших прачечных Лондона. А Себастьян растирает саднящие запястья, вращает ими, разминая, и сдерживает порыв широко и довольно улыбнуться. Он и не ждал романтического ужина в дорогом ресторане с ароматическими витиеватыми свечами в старинном канделябре. Джим полностью устраивает его таким: жадным, ревнивым без повода собственником с садистскими наклонностями и страстью к доминированию.
И не надо банальных слов. Как пелось в одной прекрасной песне, слова бессмысленны и стираются из памяти. Они лишь искажают смысл.
И пусть представление у Джима о подарках довольно странное, он и сам не образец нормального человека. Он всё понимает. Читает всё нужное в промежутке между свистом хлыста и обрушивающейся болью.
Когда-нибудь он сделает то же самое с Джимом. И Джим тоже его поймёт.
А большего ему и не надо.
@темы: МорМор
-
-
28.01.2013 в 01:43снова неистово одобряю** и в хэдканон, ага х))
я же тебе говорю, что все ты прекрасно пишешь~
лови лучи восторга. а Джим такой Джим, что просто ах. Сурооов
-
-
28.01.2013 в 01:50о, даааа.
вообще-то, порка - совершенно не мой кинк, но тщорд, как захватывающе и горячо у тебя получилось. **
и топ!Джим. **
идеальный подарок на ДСВ, блин)))))