Я ПООЩРЯЮ БЕЗОПАСНЫЙ СЕКС, ПОТОМУ ЧТО Я ХОРОШИЙ ДЯДЯ ©
Это AU, в котором Дюк устроил поджог в обоих домах: Арджентам отомстил за своё почти-потерянное-зрение, а Хэйлам - чтобы причинить страдания Талии, которую любил, но которая не ответила ему взаимностью, несмотря на отсутствие второй половины. Извините, другого обоснуя у автора нет, ему просто хотелось child!Криса на попечении Питера.
Ещё автор, кажется, не умеет прописывать детей;у них получились такие взрослые разговоры >.< + возможен OOC.
---
-1-- Мистер Хейл, - с нотками удивления в голосе произносит Крис. Ему двенадцать, и он уже месяц в этом паршивом приюте в ожидании подходящего случая сбежать. Ещё бы, конечно, придумать, куда потом деться. На работу его никто не возьмёт, шансы на то, что его заберут отсюда, после десяти лет значительно ниже, чем у прочей массы находящихся здесь детей. Да и не нужна ему другая семья. Только бы вырасти поскорее и самому распоряжаться своей жизнью.
- Помнишь меня, мелочь, - тоже удивлённо откликается Питер. Он каким-то чудом умещается на маленьком стульчике за крошечным столиком в отдалении от ковра, на котором играют претенденты на усыновление и удочерение помладше.
- Дядя Дерека.
- Точно.
- Племянник поминал вас добрыми словами, иногда оставаясь на ужин.
- Это он умеет. Как ты здесь, мелочь?
- Вы действительно пришли сюда ради того, чтобы спросить, как у меня дела?
- Это вроде не запрещено законом.
- Хуже, чем дома, но наверняка лучше, чем на улице, - Крис пожимает плечами, слегка поглаживая пальцами обложку потрёпанного учебника по английскому, который ему выдали прямо на руки за примерное поведение. – А вы? Вы теперь альфа, да?
- Так ты знаешь.
- Я учился стрелять из арбалета и знаю всё о повадках волков.
- Похвально. А знаешь, кто устроил пожар?
Крис напрягается, сглатывает невольно, сжимая губы.
- Сначала я думал, что это ваша семья, но вы ведь тоже пострадали. И не пришли бы потом сюда глумиться, верно?
- Верно, - Питер кивает, сплетая пальцы в замок. – Отец говорил тебе о стае альф, которая сравнительно недавно прибыла в Бикон-Хиллз?
- Нет.
- Тогда расскажу я. Моя сестра, Талия Хейл, после смерти мужа, отца Дерека и его сестёр, стала альфой. Весьма уважаемой, той, к которой прислушивались. Даже приезжие, считавшие, что они выше всех на свете. Она была за мир между вами, охотниками, и нами, оборотнями. Дюкалион, один из собравшихся альф, тоже был за мир. Он собирался встретиться с твоим отцом и обсудить это. Не то чтобы я хотел ранить твои чувства, но Джерард был той ещё скотиной, поэтому, когда Дюкалион вернулся, нельзя было сказать, что его глаза выполняли хотя бы эстетическую функцию.
- Поясните, - хмурится Крис, внимательно слушающий рассказ.
- Я хочу сказать, что твой добрый до глубины души папаша проткнул ему глаза стрелами, - выражается на более простом языке Питер. – После этого Дюк слетел с катушек и решил устроить вашему семейству долгую и счастливую жизнь.
- А почему же пострадали вы?
- А это уже другая долгая и неинтересная история.
- Так зачем всё это, мистер Хейл? Хотите чужими руками отомстить Дюкалиону за содеянное? Долго ждать придётся.
- А эта параноидальность, я смотрю, у вас семейная. Ну, бывай, мелочь.
Питер как-то скомкано прощается, поднимается, с наслаждением потягивается и покидает приют, на прощание что-то сказав женщине, стоящей у входа в большую комнату и всё это время наблюдающей за ними. Крис смотрит ему вслед задумчиво и в течение оставшегося дня больше не прикасается к учебнику по английскому.
Через неделю Питер приходит снова, говорит коротко:
- Собирайся, мелочь, мы уходим, - и протягивает руку.
Крис, поколебавшись, обхватывает её своей и предупреждает:
- Я оставлю свою фамилию.
- Да пожалуйста, - передёргивает плечами тот. – И зови меня Питер.
---
-2-- Разве на обследования ходят не всем классом где-нибудь в начале года? – недовольно интересуется Питер, ёрзая в большом уютном кресле, стоящем в коридоре поликлиники. – Когда я учился в школе, у нас именно так и делали.
- Ну а когда я учился в школе, у нас был один на всю семью, давно знакомый отцу врач, который лично выписывал справку о моём физическом состоянии самому директору, - пожимает плечами Крис. – Врач, конечно, в том пожаре не погиб, но вряд ли теперь станет заниматься мной. Или ты согласен его оплачивать?
- Вот ещё, - фырчит Питер и брезгливо отсаживается на кресло подальше от чихнувшей старушки. Крис не удерживает улыбку. – Вот тебе смешно, а ты представляешь, как от неё несёт болезнью? Ненавижу такие места. Ты видел хоть одного врача-оборотня? И правильно. Потому что их нет. Никому такой головной боли не надо.
- Но я не могу ходить один, это противоестественно для двенадцатилетнего ребёнка. Во всяком случае, так считает общество.
- Подержать тебя за ручку, когда будут брать кровь из пальчика?
- Лучше попридержи свой язык. И не заигрывай, если это окажется девушка.
- Кто тут старший, чтобы ты раздавал мне указания, мелочь?
- Иногда мне кажется, что я.
Стоило большого труда заставить Питера вообще всем этим заниматься. Тот, видимо, считал, что на усыновлении его обязанности заканчивались, и собирать ребёнка в школу, включая медицинскую справку, должен кто-то другой. “Для чего там, говоришь, эти брауни?..”
Однажды Питер щедро выделил ему пятьдесят долларов и сказал где-нибудь погулять, пока он тут уединится кое с кем. Крис закатил глаза и отправился в кинотеатр. На выбор было что-то для людей за восемнадцать из-за откровенных сцен, что-то для людей за восемнадцать из-за кровавых сцен, романтическая комедия для тех, кому за четырнадцать, и мультик. Проще говоря, выбирать особо не приходилось. Он оплатил билет, взял среднее ведро поп-корна и примерно на два часа нашёл себе занятие.
Когда Крис вернулся обратно, дверь оказалась заперта на ключ, после нескольких нетерпеливых звонков и стуков с той стороны никто не откликнулся, и, за неимением лучшего, пришлось ждать Питера. Крис чувствовал себя нашкодившей собакой, которую выбросили в дождь на улицу подумать над своим поведением. Брошенной собакой, которая прибилась к первому попавшемуся дому и теперь скулила, скребя когтями по двери и пытаясь нажать на ручку в надежде, что тогда сможет попасть в тепло и уют. Ну и просто собакой, так, для красоты картины.
Питер вернулся поздно вечером, довольно улыбавшийся и со следами помады на щеке. Сделал рот буквой “о”, увидев Криса, широким жестом добродушного хозяина пригласил его внутрь, открыв дверь, и не извинялся до следующего вечера.
- Я должен тебе ещё пятьдесят баксов? – спросил он, просунув голову в тот маленький отрезок, образовавшийся между дверью и косяком.
- Ты должен мне дубликат ключей, - мрачно возразил Крис, и на этом разговор был закончен.
У Криса создавалось ощущение, что Питер сам до конца не знал, почему взял его. Или знал, но не по всем фронтам был к этому готов. Да, он выглядел взрослым, у него, судя по тому красноречивому эпизоду, были вполне взрослые желания, но он… не походил на родителя. На человека, который хотел бы этим заниматься. Который получал бы от этого удовольствие.
- Почему ты забрал меня из приюта? – спрашивает Крис, не особо рассчитывая на честный ответ, но всё же глядя на Питера, морщившего нос, с некоторым интересом.
- Понадеялся, что тебя взяли в Хогвартс и теперь наша бытовая жизнь станет намного легче благодаря колдовству. А ты, оказывается, маггл.
Крис закрывает лицо руками и качает головой.
Это очень большой вопрос, у кого ещё с кем будут проблемы и кого здесь надо воспитывать.
---
-3-В свои двенадцать Крис уже давно перестал бояться монстров под кроватью, в шкафу и абстрактной темноте. Он знает, что монстры реальны и что по-настоящему опасными они становятся только в полнолуние, но зато в их распоряжении вся ночь. Единственное, чего он по-настоящему боится и что до сих пор преследует его в кошмарах – случившийся совсем недавно пожар. Он всё ещё так ярок в памяти. Такой же яркий, как и пламя, преграждавшее путь к выходу.
Крис мечется по кровати, стискивает одеяло и стонет:
- Нет… Нет!
В его снах мама, в тот месяц сильно заболевшая, ей даже не хватало сил, чтобы дойти до кухни и поесть там, снова спотыкается, падает и дрожит, просит, умоляет его уйти и оставить её. А он пытается тянуть, глаза слезятся, в горло забивается едкий дым, не даёт дышать. Крис плачет, потому что он такой слабый, он ничего не может сделать, ничем не может помочь. В который раз. А ведь так хочется, чтобы хотя бы во сне всё было иначе, чтобы он успел, смог, справился… Чтобы он не остался совсем один.
Прямо перед ним обваливается потолок, он отскакивает, закрывается руками, снова кашляет и пытается утереть злые бессильные слёзы напополам с теми, что вызваны дымом и волной жара. Сердце в груди бешено колотится, готовое выскочить чуть ли не в любую секунду, паника сковывает движения, заставляет стоять на месте и ничего не предпринимать. Просто смотреть полными ужаса глазами на языки пламени, пляшущие в победоносном танце. Танце смерти.
Крис не помнит, как выбрался наружу. Наверное, ломанулся к двери, спотыкаясь, догадался обхватить рукавом водолазки ручку двери, чтобы не обожгла кожу, и вывалился из дома, жадно глотая воздух. Но это всё лишь догадки. Память услужливо скрыла этот кусок где-то в своих закромах, словно сберегая свою хрупкую подругу психику.
Зато Крис отчётливо помнит, как стоял, раскрыв рот и глядя, как огонь пожирает их дом. Помнит, как смотрел на дверь, ожидая, что оттуда выбежит хотя бы отец или Кейт. Взгляд его метался к окнам, вдруг выскочат оттуда. Помнит, как задыхался от осознания, что никто уже не выберется. Подъехали пожарные, примчалась скорая, но было уже поздно.
Он просыпается от собственного крика, резко садится на кровати и бешеным взглядом шарит по комнате. Несколько долгих секунд ему кажется, что он всё ещё горит. Что стены охвачены огнём, пламя жадно лижет потолок, коптит его, добавляя поглощающий все цвета на своём пути чёрный в мягкое оформление спальни.
Пижамная куртка липнет к спине, и он с отвращением сдирает её с себя, заменяя на просторную футболку. Дверца шкафа успокаивающе скрипит, но дыхание всё не восстанавливается, и сердце по-прежнему резво стучит, отбивая тревожный ритм.
Крис замирает на мгновение, утопая ногами в прохладном от ночного ветра, забравшегося в приоткрытое окно, ковре, а затем решительно покидает комнату.
Питер, очевидно, просыпается ещё до того, как он подходит к его кровати. Он раскрывает для Криса объятия и крепко прижимает к себе, поглаживая по всё ещё немного мокрой спине через футболку, ероша короткие волосы.
Крису так тепло и хорошо от того, что Питер понимает. Всё-таки у них одни кошмары на двоих.
Сегодня ему разрешается поспать здесь, в обнимку с большим и взрослым, сильным, способным защитить даже от кошмаров Питером.
А утром они делают вид, что всё в порядке, и Крис чрезвычайно благодарен ему за это.
---
-4-Ближе к полнолунию Питер становится грубым, из его горла нередко рвётся рык, и вместо ногтей появляются крепкие острые когти. Один раз он даже разбивает тарелку и остервенело топчет осколки. Крис старается не вздрагивать сильно и давит в себе возникающее чувство страха, потому что уж кто-кто, а волки это прекрасно чувствуют. Он знает. И ещё он знает, что страхом пахнет жертва. Добыча. Она напугана проявлением силы хищника. Меньше всего в такие моменты он хочет провоцировать зверя.
- У тебя есть цепи? Наручники? Верёвки? Хоть что-нибудь?
Питер шумно и глубоко втягивает носом воздух, криво и как-то зло ухмыляясь:
- Ты нервничаешь.
- Нервничаю, - признаёт Крис. – Я в первый раз проведу полнолуние с оборотнем, тем более, альфой, который может порвать меня на куски или обратить. И я даже не уверен в том, какой из вариантов будет хуже.
- Я умею себя контролировать.
- Да, я уже имел счастье в этом убедиться.
Питер рычит, стискивает пальцами с мгновенно отросшими когтями шею Криса и вдавливает его в стену. Тот сглатывает и прикусывает губу, стараясь держать себя в руках. Не паниковать. Смотреть в лицо опасности. Вести себя спокойно.
Чёрт побери, да как тут успокоиться, когда тебя, словно пёрышко, подхватывают и вжимают, грозясь вот-вот то ли задушить, то ли раздавить?!
- Питер, - выдавливает он. – Тебе нужно что-то покрепче физических оков. У оборотней нет ничего, чем бы они себя сдерживали? Зациклиться на какой-то одной мысли или…?
- У нас есть якорь, - Питер глубоко вдыхает-выдыхает и отпускает Криса, отводя взгляд, впервые показывая что-то вроде раскаянья за свой срыв, бесконтрольную выходку. – То, что позволяет нам оставаться людьми. Напоминает о нашей человечности.
- Например? – невольно испытывает интерес Крис. Отец не рассказывал о таких вещах. Возможно, не знал. Возможно, не счёл нужным посвящать сына в такие подробности волчьей жизни. Зачем знать, как они себя сдерживают, если твоя задача – сдерживать их, когда они сами с этим не справились?
- Например, семья, - Питер отворачивается и чуть сутулится.
Крис тоже отводит взгляд и больше ничего не спрашивает.
Вечером он подпирает стулом дверь комнаты Питера, где тот заперся, прекрасно понимая, что это ни черта не поможет, если якорь, благодаря усилиям зверя, останется в земле, а цепь порвётся. Ему страшно, и он стискивает зубы, чтобы не стучать ими, словно от холода. Его трясёт, и Крис ловит себя на позорной мысли, что хочется, как в детстве, спрятаться под одеяло. Словно оно, как магический оберег, способно укрыть от всех напастей. О, было бы просто чудесно, если бы оно защищало от разъярённых оборотней, потерявших семью в пожаре.
Крис не может сосредоточиться на уроках. Крис не может уснуть. Крис хрустит пальцами и думает, не поздно ли попросить у Питера немного денег и попытаться переждать в какой-нибудь гостинице. Достаточно дешёвой, чтобы там не заморачивались такими вопросами как “почему ребёнок остаётся в номере один”, но недостаточно дешёвой, чтобы там было грязное бельё и по стенам ползали тараканы.
Крис думает, что двенадцать – немного рановато, чтобы учиться ездить на машине, но у Питера она есть, и можно попытаться, и просто уехать, куда глаза глядят. А потом Питер просто позвонит ему на мобильник, который сам же ему и купил, Крис скажет, что он видит вокруг, и тот найдёт его по приметам. Или по запаху. Или чёрт знает как ещё. А в это время можно будет поспать на задних сиденьях, они очень просторные.
Крис думает, что двенадцать – немного рановато, чтобы умирать, но кто его спрашивает. У него под кроватью арбалет, и колчан со стрелами, самыми обычными, даже без аконита, но вдруг поможет, если Питер слетит с катушек? Надо быть готовым. Впрочем, в трясущихся руках арбалет – не самый эффективный помощник. При дрожащих руках не поможет что угодно.
Крис старается успокоиться. Всё хорошо. Всё, может, обойдётся. Это не первый раз, когда Питер – альфа, и за окном – полная луна. В прошлом месяце, когда он ещё был в приюте, Питер как-то пережил это один. И наутро в газетах ничего не писали о разодранных в клочья человеческих телах. Так что, может, всё пройдёт нормально. Они просто просидят эту ночь, каждый в своей комнате, и никто не пострадает. Больше не будет разбитых тарелок и утробного рыка. Больше не будет липкого, неприятного страха.
Когда часы показывают без пятнадцати двенадцать, в соседней комнате раздаётся задушенный стон и, кажется, треск. Вероятно, Питер сломал стол. Крис вздрагивает и крепче сжимает в руках арбалет. Он издаёт истерический смешок, думая, как же шаблонна мысль, что он слишком молод, чтобы сталкиваться с такими вещами. Вот бы ему было лет восемнадцать. Хотя бы пятнадцать. Он был бы нескладным подростком с только-только переставшим ломаться голосом. Он был бы выше и чуточку сильнее. Чуть больше шансов, чтобы выжить.
Из-за стены доносится громогласный рык, и Крис начинает трястись, как лист под порывами ветра, готовый сорваться с ветки и закончить свою жизнь на земле, истоптанный грязными ботинками. Он откладывает прочь арбалет, боясь выстрелить не по делу и испортить ни в чём не повинный интерьер комнаты или, и того хуже, поранить себя каким-нибудь немыслимым образом.
Чужая дверь с гротескным звуком слетает с петель, и Крис хочет остановить Питера, хочет успокоить его, но из горла вырывается только невнятный постыдный писк.
- Подумай о семье, - просит он, когда дар речи возвращается к нему, пусть и не без труда. – Твоя семья, Питер, она же твой якорь. Не позволяй своему якорю отпустить тебя.
Голос предательски дрожит, и в висках вместо пульса бьётся мысль, что сейчас он учует его страх, вынесет дверь и перегрызёт горло.
Неожиданно с той стороны двери доносится искажённое:
- Он отнял её у меня. Я найду его и отомщу за каждого погибшего.
Крис не знает, откуда у него берётся мужество, но он выскакивает из комнаты и хватает Питера за рукав бордовой рубашки, обхватывает его руку своими и просит:
- Пожалуйста, Питер, не надо. Я… не хочу потерять ещё и тебя. Я не выдержу. Пожалуйста. Не уходи. Останься со мной.
Тот замирает на мгновение, а потом дёргает рукой так резко и сильно, что Крис отлетает к стене, из груди вышибает дыхание, и сознание отключается.
Он открывает глаза, когда в окно уже светит солнце, и Питер сидит рядом, глядя на него с чем-то, смутно похожим на беспокойство.
- Ты не ушёл, - констатирует Крис с тенью улыбки на губах.
- Ты нашёл весьма действенный способ меня удержать, - хмыкает Питер, осторожно растрёпывая его волосы. – Думал уж, меня посадят за убийство.
- Так легко от меня не отделаешься.
- Пойду приготовлю завтрак.
Крису кажется, что он слышит “Теперь ты – моя семья”, когда дверь ещё не совсем закрыта, но списывает это на слуховую галлюцинацию после сильного удара головой.
---
-5-- Как дела, мелочь? – Питер, вальяжный, прилизанный, в модном чёрном плаще, отталкивается от школьного забора и идёт навстречу Крису.
- Не строй из себя заботливого опекуна, если в первый раз за месяц вспомнил, что меня надо из школы забирать, - фырчит тот, невольно впиваясь пальцами в лямки рюкзака.
- Я забираю тебя потому, что директор обеспокоен нападениями животных в Бикон-Хиллз, - Питер совсем не по-взрослому размахивает в воздухе руками и криво ухмыляется. – Горных львов, по слухам. Боишься горных львов, Крисси?
Мальчик закатывает глаза.
Нападение животных. Ну конечно. Они оба прекрасно знают правду.
- Эти “горные львы” до сих пор не пришли за нами. Думаешь, когда-нибудь они захотят исправить свою ошибку? От меня не пахнет порохом и кровью.
- Но ты оставил свою фамилию.
- Как будто, если бы я взял твою, что-то изменилось бы. Ты ведь тоже попал под раздачу. И хочешь отомстить.
- А ты не хочешь?
- Мне двенадцать. А он возглавляет стаю альф. Не то чтобы я не хотел, просто у меня несколько ограничены возможности. Даже при наличии арбалета под подушкой.
Питер передёргивает плечами.
- Понести твой рюкзак?
- Спасибо, справлюсь. Что на ужин? Опять китайская фигня на заказ?
- В этот раз можем попробовать итальянскую фигню на заказ.
- Или ты мог бы, наконец, научиться готовить.
- Я умею готовить.
- Да, подгорелую яичницу. Странно, что тебя до сих пор не взяли в шеф-повары и не признала вся страна.
- Знаешь, что, мелочь? У тебя слишком острый язык для твоих двенадцати.
- У меня отличный пример перед глазами.
Дома (Крис называет это место домом просто потому, что другого не имеется, ведь предыдущий сгорел дотла) они расходятся по своим комнатам, хотя Питер кичится и просит называть это место кабинетом. В принципе кабинет – он действительно кабинет, как ни странно, просто в нём есть вторая дверь, которая ведёт в спальню, где Питер хранит личные вещи.
Крис бы и рад больше внимания уделять тренировкам с арбалетом и ружьям в убогом бикон-хиллзском тире, где иногда устраивают соревнования подвыпившие полицейские. Но двенадцать лет – не тот возраст, когда можно забивать на учёбу и полностью отгораживаться от внешнего мира, живя лишь мечтой о мести. Да и как объяснить это другим людям? Не рассказывать же широкой публике, что его семья была потомственными охотниками на оборотней. Кто теперь поверит в мохнатых клыкастых тварей, разгуливающих по улицам как ни в чём не бывало? Сказки для маленьких и наивных детишек, верящих в сверхъестественные силы, страшилки для подростков в летнем лагере, на худой конец, но не более.
Прежде чем сражаться с оборотнями, хорошо бы победить математику. И ещё литературу. Потому что рассказать у Криса, может, ещё и получилось бы, но описать – ни в какую. На бумаге его мысли всегда звучат ужасно коряво и, вдобавок к этому, перемешаны, словно бумажки с голосами в потрёпанной шляпе на пьяной вечеринке. Он на таких ещё не бывал, но видел в фильмах, которые Питер разрешает ему смотреть вечерами. У Питера вообще довольно странное представление о том, что можно и нельзя видеть ребёнку двенадцати лет. Крис, впрочем, никогда не жалуется. Уж для того, кто видел обгоревшие тела своих родственников, вряд ли может быть пугающей картина, где кому-то стреляют прямо в голову, и мозги некрасиво разлетаются по недавно покрашенной после ремонта стене гостиничного номера, увешанного картинами известных художников.
Вечером он стучится в кабинет Питера, тот отзывается мычанием и машет рукой, мол, бери стул, подсаживайся. После этого они вместе изучают меню на сайте небольшого итальянского ресторана с лэптопа. Изредка слышно, как щёлкает колесо мышки, когда Питер прокручивает страницу. Они едва соприкасаются плечами, и в какой-то момент Крис ловит себя на желании уткнуться в плечо Питера лбом и застыть так на пару минут. Тряхнув головой, выбрасывая оттуда эту мысль, он говорит, что будет пасту карбонара.
В гостиной есть диван, журнальный столик и телек. То, что надо, для того, чтобы прекрасно провести вечер. Питер ставит на стол заказанную еду, из кухни приносит вилки, одну втыкает в пасту Криса, другую забирает себе, плюхается на диван и щёлкает пультом. По пятому каналу, с которого Питер почему-то всегда начинает просмотр представленных передач, романтическая комедия, и он, забавно фыркнув, тут же перескакивает на седьмой, попутно ворча:
- Тебе нельзя смотреть на поцелуи, мелкий ещё.
На седьмом Discovery, и уж что-то, а повадки животных, определённого вида, во всяком случае, Крис знает лучше, чем кто бы то ни было: отец не стеснялся забивать голову ребёнка подобными знаниями ещё лет с семи.
Питер останавливает свой выбор на каком-то относительно старом по выпуску боевике, и Крис уплетает пасту под звуки взрывов и пулемётную очередь. За эти три месяца он, кажется, уже привык.
Позже, в кухне, намыливая тарелки, оставшиеся со вчерашнего утра, он спрашивает:
- Почему ты взял меня?
- Я влюбился в твои серые глаза, - не раздумывая, врёт Питер.
Крис почти улыбается. За время их совместного проживания он задавал этот вопрос несколько раз, и в каждый из них Питер отвечал по-разному. Один раз это был ответ “Из чисто эгоистических побуждений”, и никаких разъяснений не последовало. Другой раз – “Я всегда мечтал иметь детей”, и хотя сказал он это с проникновенным видом, Крис всё равно совсем ему не поверил. Особенно потому, что в некоторых вопросах Питер и сам был как ребёнок, какой-то абсолютно безответственный и словно не нагулявшийся вдоволь в своё время. В третий раз ему досталось “Волки едят человеческое мясо, и совершенно неожиданно я тоже почувствовал тягу к нему, так что вуа-ля – ты здесь”. Ещё он сказал тогда, что мяса пока маловато, так что сначала надо немного подождать, пока Крис подрастёт. После этого тот окончательно уверился, что есть его не собираются: когда Питер что-то хотел, он получал это сразу, не откладывая в долгий ящик.
- Они голубые вообще-то.
- Мелочь, не зарывайся.
- По документам я – твой ребёнок, а ты даже не знаешь, какой у меня цвет глаз.
- Засуди меня.
- Взываю к твоей совести.
- Паршивка кинула меня на выпускном балу.
- Все беды от женщин, да?
- Ты знаешь, без этой как-то даже легче жить стало.
Крис засыпает, всё же положив голову Питеру на плечо, и тот несёт его на руках в спальню, но Крису кажется сквозь сон, что он слегка покачивается на морских волнах, и проскальзывает мысль, что вода – это хорошо: она сможет потушить пожар, который всё время снится ему в кошмарах.
Ещё автор, кажется, не умеет прописывать детей;
---
-1-- Мистер Хейл, - с нотками удивления в голосе произносит Крис. Ему двенадцать, и он уже месяц в этом паршивом приюте в ожидании подходящего случая сбежать. Ещё бы, конечно, придумать, куда потом деться. На работу его никто не возьмёт, шансы на то, что его заберут отсюда, после десяти лет значительно ниже, чем у прочей массы находящихся здесь детей. Да и не нужна ему другая семья. Только бы вырасти поскорее и самому распоряжаться своей жизнью.
- Помнишь меня, мелочь, - тоже удивлённо откликается Питер. Он каким-то чудом умещается на маленьком стульчике за крошечным столиком в отдалении от ковра, на котором играют претенденты на усыновление и удочерение помладше.
- Дядя Дерека.
- Точно.
- Племянник поминал вас добрыми словами, иногда оставаясь на ужин.
- Это он умеет. Как ты здесь, мелочь?
- Вы действительно пришли сюда ради того, чтобы спросить, как у меня дела?
- Это вроде не запрещено законом.
- Хуже, чем дома, но наверняка лучше, чем на улице, - Крис пожимает плечами, слегка поглаживая пальцами обложку потрёпанного учебника по английскому, который ему выдали прямо на руки за примерное поведение. – А вы? Вы теперь альфа, да?
- Так ты знаешь.
- Я учился стрелять из арбалета и знаю всё о повадках волков.
- Похвально. А знаешь, кто устроил пожар?
Крис напрягается, сглатывает невольно, сжимая губы.
- Сначала я думал, что это ваша семья, но вы ведь тоже пострадали. И не пришли бы потом сюда глумиться, верно?
- Верно, - Питер кивает, сплетая пальцы в замок. – Отец говорил тебе о стае альф, которая сравнительно недавно прибыла в Бикон-Хиллз?
- Нет.
- Тогда расскажу я. Моя сестра, Талия Хейл, после смерти мужа, отца Дерека и его сестёр, стала альфой. Весьма уважаемой, той, к которой прислушивались. Даже приезжие, считавшие, что они выше всех на свете. Она была за мир между вами, охотниками, и нами, оборотнями. Дюкалион, один из собравшихся альф, тоже был за мир. Он собирался встретиться с твоим отцом и обсудить это. Не то чтобы я хотел ранить твои чувства, но Джерард был той ещё скотиной, поэтому, когда Дюкалион вернулся, нельзя было сказать, что его глаза выполняли хотя бы эстетическую функцию.
- Поясните, - хмурится Крис, внимательно слушающий рассказ.
- Я хочу сказать, что твой добрый до глубины души папаша проткнул ему глаза стрелами, - выражается на более простом языке Питер. – После этого Дюк слетел с катушек и решил устроить вашему семейству долгую и счастливую жизнь.
- А почему же пострадали вы?
- А это уже другая долгая и неинтересная история.
- Так зачем всё это, мистер Хейл? Хотите чужими руками отомстить Дюкалиону за содеянное? Долго ждать придётся.
- А эта параноидальность, я смотрю, у вас семейная. Ну, бывай, мелочь.
Питер как-то скомкано прощается, поднимается, с наслаждением потягивается и покидает приют, на прощание что-то сказав женщине, стоящей у входа в большую комнату и всё это время наблюдающей за ними. Крис смотрит ему вслед задумчиво и в течение оставшегося дня больше не прикасается к учебнику по английскому.
Через неделю Питер приходит снова, говорит коротко:
- Собирайся, мелочь, мы уходим, - и протягивает руку.
Крис, поколебавшись, обхватывает её своей и предупреждает:
- Я оставлю свою фамилию.
- Да пожалуйста, - передёргивает плечами тот. – И зови меня Питер.
---
-2-- Разве на обследования ходят не всем классом где-нибудь в начале года? – недовольно интересуется Питер, ёрзая в большом уютном кресле, стоящем в коридоре поликлиники. – Когда я учился в школе, у нас именно так и делали.
- Ну а когда я учился в школе, у нас был один на всю семью, давно знакомый отцу врач, который лично выписывал справку о моём физическом состоянии самому директору, - пожимает плечами Крис. – Врач, конечно, в том пожаре не погиб, но вряд ли теперь станет заниматься мной. Или ты согласен его оплачивать?
- Вот ещё, - фырчит Питер и брезгливо отсаживается на кресло подальше от чихнувшей старушки. Крис не удерживает улыбку. – Вот тебе смешно, а ты представляешь, как от неё несёт болезнью? Ненавижу такие места. Ты видел хоть одного врача-оборотня? И правильно. Потому что их нет. Никому такой головной боли не надо.
- Но я не могу ходить один, это противоестественно для двенадцатилетнего ребёнка. Во всяком случае, так считает общество.
- Подержать тебя за ручку, когда будут брать кровь из пальчика?
- Лучше попридержи свой язык. И не заигрывай, если это окажется девушка.
- Кто тут старший, чтобы ты раздавал мне указания, мелочь?
- Иногда мне кажется, что я.
Стоило большого труда заставить Питера вообще всем этим заниматься. Тот, видимо, считал, что на усыновлении его обязанности заканчивались, и собирать ребёнка в школу, включая медицинскую справку, должен кто-то другой. “Для чего там, говоришь, эти брауни?..”
Однажды Питер щедро выделил ему пятьдесят долларов и сказал где-нибудь погулять, пока он тут уединится кое с кем. Крис закатил глаза и отправился в кинотеатр. На выбор было что-то для людей за восемнадцать из-за откровенных сцен, что-то для людей за восемнадцать из-за кровавых сцен, романтическая комедия для тех, кому за четырнадцать, и мультик. Проще говоря, выбирать особо не приходилось. Он оплатил билет, взял среднее ведро поп-корна и примерно на два часа нашёл себе занятие.
Когда Крис вернулся обратно, дверь оказалась заперта на ключ, после нескольких нетерпеливых звонков и стуков с той стороны никто не откликнулся, и, за неимением лучшего, пришлось ждать Питера. Крис чувствовал себя нашкодившей собакой, которую выбросили в дождь на улицу подумать над своим поведением. Брошенной собакой, которая прибилась к первому попавшемуся дому и теперь скулила, скребя когтями по двери и пытаясь нажать на ручку в надежде, что тогда сможет попасть в тепло и уют. Ну и просто собакой, так, для красоты картины.
Питер вернулся поздно вечером, довольно улыбавшийся и со следами помады на щеке. Сделал рот буквой “о”, увидев Криса, широким жестом добродушного хозяина пригласил его внутрь, открыв дверь, и не извинялся до следующего вечера.
- Я должен тебе ещё пятьдесят баксов? – спросил он, просунув голову в тот маленький отрезок, образовавшийся между дверью и косяком.
- Ты должен мне дубликат ключей, - мрачно возразил Крис, и на этом разговор был закончен.
У Криса создавалось ощущение, что Питер сам до конца не знал, почему взял его. Или знал, но не по всем фронтам был к этому готов. Да, он выглядел взрослым, у него, судя по тому красноречивому эпизоду, были вполне взрослые желания, но он… не походил на родителя. На человека, который хотел бы этим заниматься. Который получал бы от этого удовольствие.
- Почему ты забрал меня из приюта? – спрашивает Крис, не особо рассчитывая на честный ответ, но всё же глядя на Питера, морщившего нос, с некоторым интересом.
- Понадеялся, что тебя взяли в Хогвартс и теперь наша бытовая жизнь станет намного легче благодаря колдовству. А ты, оказывается, маггл.
Крис закрывает лицо руками и качает головой.
Это очень большой вопрос, у кого ещё с кем будут проблемы и кого здесь надо воспитывать.
---
-3-В свои двенадцать Крис уже давно перестал бояться монстров под кроватью, в шкафу и абстрактной темноте. Он знает, что монстры реальны и что по-настоящему опасными они становятся только в полнолуние, но зато в их распоряжении вся ночь. Единственное, чего он по-настоящему боится и что до сих пор преследует его в кошмарах – случившийся совсем недавно пожар. Он всё ещё так ярок в памяти. Такой же яркий, как и пламя, преграждавшее путь к выходу.
Крис мечется по кровати, стискивает одеяло и стонет:
- Нет… Нет!
В его снах мама, в тот месяц сильно заболевшая, ей даже не хватало сил, чтобы дойти до кухни и поесть там, снова спотыкается, падает и дрожит, просит, умоляет его уйти и оставить её. А он пытается тянуть, глаза слезятся, в горло забивается едкий дым, не даёт дышать. Крис плачет, потому что он такой слабый, он ничего не может сделать, ничем не может помочь. В который раз. А ведь так хочется, чтобы хотя бы во сне всё было иначе, чтобы он успел, смог, справился… Чтобы он не остался совсем один.
Прямо перед ним обваливается потолок, он отскакивает, закрывается руками, снова кашляет и пытается утереть злые бессильные слёзы напополам с теми, что вызваны дымом и волной жара. Сердце в груди бешено колотится, готовое выскочить чуть ли не в любую секунду, паника сковывает движения, заставляет стоять на месте и ничего не предпринимать. Просто смотреть полными ужаса глазами на языки пламени, пляшущие в победоносном танце. Танце смерти.
Крис не помнит, как выбрался наружу. Наверное, ломанулся к двери, спотыкаясь, догадался обхватить рукавом водолазки ручку двери, чтобы не обожгла кожу, и вывалился из дома, жадно глотая воздух. Но это всё лишь догадки. Память услужливо скрыла этот кусок где-то в своих закромах, словно сберегая свою хрупкую подругу психику.
Зато Крис отчётливо помнит, как стоял, раскрыв рот и глядя, как огонь пожирает их дом. Помнит, как смотрел на дверь, ожидая, что оттуда выбежит хотя бы отец или Кейт. Взгляд его метался к окнам, вдруг выскочат оттуда. Помнит, как задыхался от осознания, что никто уже не выберется. Подъехали пожарные, примчалась скорая, но было уже поздно.
Он просыпается от собственного крика, резко садится на кровати и бешеным взглядом шарит по комнате. Несколько долгих секунд ему кажется, что он всё ещё горит. Что стены охвачены огнём, пламя жадно лижет потолок, коптит его, добавляя поглощающий все цвета на своём пути чёрный в мягкое оформление спальни.
Пижамная куртка липнет к спине, и он с отвращением сдирает её с себя, заменяя на просторную футболку. Дверца шкафа успокаивающе скрипит, но дыхание всё не восстанавливается, и сердце по-прежнему резво стучит, отбивая тревожный ритм.
Крис замирает на мгновение, утопая ногами в прохладном от ночного ветра, забравшегося в приоткрытое окно, ковре, а затем решительно покидает комнату.
Питер, очевидно, просыпается ещё до того, как он подходит к его кровати. Он раскрывает для Криса объятия и крепко прижимает к себе, поглаживая по всё ещё немного мокрой спине через футболку, ероша короткие волосы.
Крису так тепло и хорошо от того, что Питер понимает. Всё-таки у них одни кошмары на двоих.
Сегодня ему разрешается поспать здесь, в обнимку с большим и взрослым, сильным, способным защитить даже от кошмаров Питером.
А утром они делают вид, что всё в порядке, и Крис чрезвычайно благодарен ему за это.
---
-4-Ближе к полнолунию Питер становится грубым, из его горла нередко рвётся рык, и вместо ногтей появляются крепкие острые когти. Один раз он даже разбивает тарелку и остервенело топчет осколки. Крис старается не вздрагивать сильно и давит в себе возникающее чувство страха, потому что уж кто-кто, а волки это прекрасно чувствуют. Он знает. И ещё он знает, что страхом пахнет жертва. Добыча. Она напугана проявлением силы хищника. Меньше всего в такие моменты он хочет провоцировать зверя.
- У тебя есть цепи? Наручники? Верёвки? Хоть что-нибудь?
Питер шумно и глубоко втягивает носом воздух, криво и как-то зло ухмыляясь:
- Ты нервничаешь.
- Нервничаю, - признаёт Крис. – Я в первый раз проведу полнолуние с оборотнем, тем более, альфой, который может порвать меня на куски или обратить. И я даже не уверен в том, какой из вариантов будет хуже.
- Я умею себя контролировать.
- Да, я уже имел счастье в этом убедиться.
Питер рычит, стискивает пальцами с мгновенно отросшими когтями шею Криса и вдавливает его в стену. Тот сглатывает и прикусывает губу, стараясь держать себя в руках. Не паниковать. Смотреть в лицо опасности. Вести себя спокойно.
Чёрт побери, да как тут успокоиться, когда тебя, словно пёрышко, подхватывают и вжимают, грозясь вот-вот то ли задушить, то ли раздавить?!
- Питер, - выдавливает он. – Тебе нужно что-то покрепче физических оков. У оборотней нет ничего, чем бы они себя сдерживали? Зациклиться на какой-то одной мысли или…?
- У нас есть якорь, - Питер глубоко вдыхает-выдыхает и отпускает Криса, отводя взгляд, впервые показывая что-то вроде раскаянья за свой срыв, бесконтрольную выходку. – То, что позволяет нам оставаться людьми. Напоминает о нашей человечности.
- Например? – невольно испытывает интерес Крис. Отец не рассказывал о таких вещах. Возможно, не знал. Возможно, не счёл нужным посвящать сына в такие подробности волчьей жизни. Зачем знать, как они себя сдерживают, если твоя задача – сдерживать их, когда они сами с этим не справились?
- Например, семья, - Питер отворачивается и чуть сутулится.
Крис тоже отводит взгляд и больше ничего не спрашивает.
Вечером он подпирает стулом дверь комнаты Питера, где тот заперся, прекрасно понимая, что это ни черта не поможет, если якорь, благодаря усилиям зверя, останется в земле, а цепь порвётся. Ему страшно, и он стискивает зубы, чтобы не стучать ими, словно от холода. Его трясёт, и Крис ловит себя на позорной мысли, что хочется, как в детстве, спрятаться под одеяло. Словно оно, как магический оберег, способно укрыть от всех напастей. О, было бы просто чудесно, если бы оно защищало от разъярённых оборотней, потерявших семью в пожаре.
Крис не может сосредоточиться на уроках. Крис не может уснуть. Крис хрустит пальцами и думает, не поздно ли попросить у Питера немного денег и попытаться переждать в какой-нибудь гостинице. Достаточно дешёвой, чтобы там не заморачивались такими вопросами как “почему ребёнок остаётся в номере один”, но недостаточно дешёвой, чтобы там было грязное бельё и по стенам ползали тараканы.
Крис думает, что двенадцать – немного рановато, чтобы учиться ездить на машине, но у Питера она есть, и можно попытаться, и просто уехать, куда глаза глядят. А потом Питер просто позвонит ему на мобильник, который сам же ему и купил, Крис скажет, что он видит вокруг, и тот найдёт его по приметам. Или по запаху. Или чёрт знает как ещё. А в это время можно будет поспать на задних сиденьях, они очень просторные.
Крис думает, что двенадцать – немного рановато, чтобы умирать, но кто его спрашивает. У него под кроватью арбалет, и колчан со стрелами, самыми обычными, даже без аконита, но вдруг поможет, если Питер слетит с катушек? Надо быть готовым. Впрочем, в трясущихся руках арбалет – не самый эффективный помощник. При дрожащих руках не поможет что угодно.
Крис старается успокоиться. Всё хорошо. Всё, может, обойдётся. Это не первый раз, когда Питер – альфа, и за окном – полная луна. В прошлом месяце, когда он ещё был в приюте, Питер как-то пережил это один. И наутро в газетах ничего не писали о разодранных в клочья человеческих телах. Так что, может, всё пройдёт нормально. Они просто просидят эту ночь, каждый в своей комнате, и никто не пострадает. Больше не будет разбитых тарелок и утробного рыка. Больше не будет липкого, неприятного страха.
Когда часы показывают без пятнадцати двенадцать, в соседней комнате раздаётся задушенный стон и, кажется, треск. Вероятно, Питер сломал стол. Крис вздрагивает и крепче сжимает в руках арбалет. Он издаёт истерический смешок, думая, как же шаблонна мысль, что он слишком молод, чтобы сталкиваться с такими вещами. Вот бы ему было лет восемнадцать. Хотя бы пятнадцать. Он был бы нескладным подростком с только-только переставшим ломаться голосом. Он был бы выше и чуточку сильнее. Чуть больше шансов, чтобы выжить.
Из-за стены доносится громогласный рык, и Крис начинает трястись, как лист под порывами ветра, готовый сорваться с ветки и закончить свою жизнь на земле, истоптанный грязными ботинками. Он откладывает прочь арбалет, боясь выстрелить не по делу и испортить ни в чём не повинный интерьер комнаты или, и того хуже, поранить себя каким-нибудь немыслимым образом.
Чужая дверь с гротескным звуком слетает с петель, и Крис хочет остановить Питера, хочет успокоить его, но из горла вырывается только невнятный постыдный писк.
- Подумай о семье, - просит он, когда дар речи возвращается к нему, пусть и не без труда. – Твоя семья, Питер, она же твой якорь. Не позволяй своему якорю отпустить тебя.
Голос предательски дрожит, и в висках вместо пульса бьётся мысль, что сейчас он учует его страх, вынесет дверь и перегрызёт горло.
Неожиданно с той стороны двери доносится искажённое:
- Он отнял её у меня. Я найду его и отомщу за каждого погибшего.
Крис не знает, откуда у него берётся мужество, но он выскакивает из комнаты и хватает Питера за рукав бордовой рубашки, обхватывает его руку своими и просит:
- Пожалуйста, Питер, не надо. Я… не хочу потерять ещё и тебя. Я не выдержу. Пожалуйста. Не уходи. Останься со мной.
Тот замирает на мгновение, а потом дёргает рукой так резко и сильно, что Крис отлетает к стене, из груди вышибает дыхание, и сознание отключается.
Он открывает глаза, когда в окно уже светит солнце, и Питер сидит рядом, глядя на него с чем-то, смутно похожим на беспокойство.
- Ты не ушёл, - констатирует Крис с тенью улыбки на губах.
- Ты нашёл весьма действенный способ меня удержать, - хмыкает Питер, осторожно растрёпывая его волосы. – Думал уж, меня посадят за убийство.
- Так легко от меня не отделаешься.
- Пойду приготовлю завтрак.
Крису кажется, что он слышит “Теперь ты – моя семья”, когда дверь ещё не совсем закрыта, но списывает это на слуховую галлюцинацию после сильного удара головой.
---
-5-- Как дела, мелочь? – Питер, вальяжный, прилизанный, в модном чёрном плаще, отталкивается от школьного забора и идёт навстречу Крису.
- Не строй из себя заботливого опекуна, если в первый раз за месяц вспомнил, что меня надо из школы забирать, - фырчит тот, невольно впиваясь пальцами в лямки рюкзака.
- Я забираю тебя потому, что директор обеспокоен нападениями животных в Бикон-Хиллз, - Питер совсем не по-взрослому размахивает в воздухе руками и криво ухмыляется. – Горных львов, по слухам. Боишься горных львов, Крисси?
Мальчик закатывает глаза.
Нападение животных. Ну конечно. Они оба прекрасно знают правду.
- Эти “горные львы” до сих пор не пришли за нами. Думаешь, когда-нибудь они захотят исправить свою ошибку? От меня не пахнет порохом и кровью.
- Но ты оставил свою фамилию.
- Как будто, если бы я взял твою, что-то изменилось бы. Ты ведь тоже попал под раздачу. И хочешь отомстить.
- А ты не хочешь?
- Мне двенадцать. А он возглавляет стаю альф. Не то чтобы я не хотел, просто у меня несколько ограничены возможности. Даже при наличии арбалета под подушкой.
Питер передёргивает плечами.
- Понести твой рюкзак?
- Спасибо, справлюсь. Что на ужин? Опять китайская фигня на заказ?
- В этот раз можем попробовать итальянскую фигню на заказ.
- Или ты мог бы, наконец, научиться готовить.
- Я умею готовить.
- Да, подгорелую яичницу. Странно, что тебя до сих пор не взяли в шеф-повары и не признала вся страна.
- Знаешь, что, мелочь? У тебя слишком острый язык для твоих двенадцати.
- У меня отличный пример перед глазами.
Дома (Крис называет это место домом просто потому, что другого не имеется, ведь предыдущий сгорел дотла) они расходятся по своим комнатам, хотя Питер кичится и просит называть это место кабинетом. В принципе кабинет – он действительно кабинет, как ни странно, просто в нём есть вторая дверь, которая ведёт в спальню, где Питер хранит личные вещи.
Крис бы и рад больше внимания уделять тренировкам с арбалетом и ружьям в убогом бикон-хиллзском тире, где иногда устраивают соревнования подвыпившие полицейские. Но двенадцать лет – не тот возраст, когда можно забивать на учёбу и полностью отгораживаться от внешнего мира, живя лишь мечтой о мести. Да и как объяснить это другим людям? Не рассказывать же широкой публике, что его семья была потомственными охотниками на оборотней. Кто теперь поверит в мохнатых клыкастых тварей, разгуливающих по улицам как ни в чём не бывало? Сказки для маленьких и наивных детишек, верящих в сверхъестественные силы, страшилки для подростков в летнем лагере, на худой конец, но не более.
Прежде чем сражаться с оборотнями, хорошо бы победить математику. И ещё литературу. Потому что рассказать у Криса, может, ещё и получилось бы, но описать – ни в какую. На бумаге его мысли всегда звучат ужасно коряво и, вдобавок к этому, перемешаны, словно бумажки с голосами в потрёпанной шляпе на пьяной вечеринке. Он на таких ещё не бывал, но видел в фильмах, которые Питер разрешает ему смотреть вечерами. У Питера вообще довольно странное представление о том, что можно и нельзя видеть ребёнку двенадцати лет. Крис, впрочем, никогда не жалуется. Уж для того, кто видел обгоревшие тела своих родственников, вряд ли может быть пугающей картина, где кому-то стреляют прямо в голову, и мозги некрасиво разлетаются по недавно покрашенной после ремонта стене гостиничного номера, увешанного картинами известных художников.
Вечером он стучится в кабинет Питера, тот отзывается мычанием и машет рукой, мол, бери стул, подсаживайся. После этого они вместе изучают меню на сайте небольшого итальянского ресторана с лэптопа. Изредка слышно, как щёлкает колесо мышки, когда Питер прокручивает страницу. Они едва соприкасаются плечами, и в какой-то момент Крис ловит себя на желании уткнуться в плечо Питера лбом и застыть так на пару минут. Тряхнув головой, выбрасывая оттуда эту мысль, он говорит, что будет пасту карбонара.
В гостиной есть диван, журнальный столик и телек. То, что надо, для того, чтобы прекрасно провести вечер. Питер ставит на стол заказанную еду, из кухни приносит вилки, одну втыкает в пасту Криса, другую забирает себе, плюхается на диван и щёлкает пультом. По пятому каналу, с которого Питер почему-то всегда начинает просмотр представленных передач, романтическая комедия, и он, забавно фыркнув, тут же перескакивает на седьмой, попутно ворча:
- Тебе нельзя смотреть на поцелуи, мелкий ещё.
На седьмом Discovery, и уж что-то, а повадки животных, определённого вида, во всяком случае, Крис знает лучше, чем кто бы то ни было: отец не стеснялся забивать голову ребёнка подобными знаниями ещё лет с семи.
Питер останавливает свой выбор на каком-то относительно старом по выпуску боевике, и Крис уплетает пасту под звуки взрывов и пулемётную очередь. За эти три месяца он, кажется, уже привык.
Позже, в кухне, намыливая тарелки, оставшиеся со вчерашнего утра, он спрашивает:
- Почему ты взял меня?
- Я влюбился в твои серые глаза, - не раздумывая, врёт Питер.
Крис почти улыбается. За время их совместного проживания он задавал этот вопрос несколько раз, и в каждый из них Питер отвечал по-разному. Один раз это был ответ “Из чисто эгоистических побуждений”, и никаких разъяснений не последовало. Другой раз – “Я всегда мечтал иметь детей”, и хотя сказал он это с проникновенным видом, Крис всё равно совсем ему не поверил. Особенно потому, что в некоторых вопросах Питер и сам был как ребёнок, какой-то абсолютно безответственный и словно не нагулявшийся вдоволь в своё время. В третий раз ему досталось “Волки едят человеческое мясо, и совершенно неожиданно я тоже почувствовал тягу к нему, так что вуа-ля – ты здесь”. Ещё он сказал тогда, что мяса пока маловато, так что сначала надо немного подождать, пока Крис подрастёт. После этого тот окончательно уверился, что есть его не собираются: когда Питер что-то хотел, он получал это сразу, не откладывая в долгий ящик.
- Они голубые вообще-то.
- Мелочь, не зарывайся.
- По документам я – твой ребёнок, а ты даже не знаешь, какой у меня цвет глаз.
- Засуди меня.
- Взываю к твоей совести.
- Паршивка кинула меня на выпускном балу.
- Все беды от женщин, да?
- Ты знаешь, без этой как-то даже легче жить стало.
Крис засыпает, всё же положив голову Питеру на плечо, и тот несёт его на руках в спальню, но Крису кажется сквозь сон, что он слегка покачивается на морских волнах, и проскальзывает мысль, что вода – это хорошо: она сможет потушить пожар, который всё время снится ему в кошмарах.
@темы: TW
-
-
31.07.2013 в 06:30Очень понравилось, особенно часть с полнолунием.
Крису кажется, что он слышит “Теперь ты – моя семья” -
-
-
31.07.2013 в 14:48Спасибо за комментарий, приятно знать, что творчество нравится *.*
-
-
09.08.2013 в 00:17-
-
09.08.2013 в 04:07-
-
09.08.2013 в 14:39а потом Крис такой - в преслеше - на Питера и его пассий пялится и юстится)))
-
-
09.08.2013 в 18:24