Название: Yo-ho, Sebastian Автор:Св. Иоанн Уотсон Фандом: Sherlock BBC Жанр: AU Персонажи: Себастьян Моран, Джим Мориарти, Грегори Лестрейд Рейтинг: R Размер: чуть меньше 2,5 тысяч слов Предупреждения: Упоминается групповой секс как факт, но не описывается. Присутствует пара не главных и не канонных персонажей. R - слишком много, PG-13 - слишком мало, но лучше уж R. Упоминается римминг (вылизывание ануса). Повествование немного рваное. От автора: для Джима Зоркое Око, попросившего штуку на песню Cosmo Jarvis - Yo-ho, Sebastian (Gay Pirates).
Пиратский МорМор*Cosmo Jarvis - Yo-ho, Sebastian Tom Jones - Sexbomb something pirate and really awesome playing in the distance*
Немилосердно палившее солнце обжигало плечи и заставляло недовольно хмуриться. Любопытная непуганая рыба подплывала к самой поверхности морской воды и словно дразнила своими кругами после попыток жадно вдохнуть немного кислорода. Редкие чайки умирали в полёте, не успев издать последний пронзительный вопль и опускаясь на морское дно уже обжаренными и готовыми к употреблению в пищу. Посреди океана раздался звучный голос: - За работу, трюмные крысы! Загорать будете на солнечных пляжах, где вас оставят умирать в одиночестве, без воды и еды! Ваши кости будут цвета рабов на плантациях у богачей с не шатающихся островов невезения! Посреди океана плыло одно-единственное, постигшее все грани одиночества пиратское судно, на котором раздавал команды боцман Мориарти, бодро вспрыгнув на перила лестницы и умудряясь там балансировать. - А над чем конкретно нам работать, боцман? – саркастично поинтересовался Ханнингер, не любивший вышеуказанную раскомандовавшуюся личность не меньше, чем вся остальная команда. – На море штиль, и Стетсон не рапортовал ни об одном корабле, который мы могли бы взять на абордаж. - Драйте палубу, - не растерялся Мориарти, гордо вскинув подбородок и поправив широкую чёрную шляпу с вычурным пером. - Что, все? – с тем же вызовом спросил Ханнингер. - Все. Кроме рулевого. А ты, Моран, в особенности, я в ночи при лунном свете пятно увидел. Пропустил, чертяга!.. Моран, с почти не выбивавшимися из-под банданы светлыми волосами и шрамом через левый глаз, только ухмыльнулся. Голос его потонул в нестройном “Да, боцман” команды. Мориарти, вовсю наслаждавшийся властью, пока капитан спал в личной каюте, спрыгнул на палубу, смачно сплюнул и устроился в единственном на судне шезлонге с приделанным к нему зонтиком, украденным у жены одного богатого господина.
Когда Себастьян, кочевавший от звания криворукого юнги до лучшего, самого полезного помощника из всей своры на этом дырявом корыте, наклонился особенно сильно, орудуя шваброй, Джим обмахнулся шляпой и скинул её себе в область паха, чтобы прикрыть бурную реакцию на это зрелище. Серьёзно, пиратским законом должно быть запрещено так сексуально выглядеть. И так плавно прогибаться. Честное слово, этот соблазнительный засранец должен был пойти в балет, а не бороздить океаны. Но, чёрт побери, как будто всего этого было мало! Себастьян также был потрясающим бойцом. Как шпагой, так и пистолетом он владел в совершенстве. Пару раз в ночи Джим видел, как он фехтовал на палубе. К сожалению (глупые маленькие уродцы!), остальную часть команды это больше забавляло, чем восхищало. Да что они знали?! Джим перешёл в пиратство, добровольно оставив пост советника самого короля. О, сколько военных парадов он имел возможность наблюдать! Сколько боёв, и шуточных, и всерьёз! Он знал толк в красоте, в том, с какой точностью надо ударить и с какой быстротой двигаться, чтобы победить. И всё это самым прекрасным образом сочеталось в Себастьяне! Однако только взгляните на этого нахала! Хвастался своим загаром во всех возможных местах! Эти сильные, мускулистые, загорелые руки… Это лицо, губы, расплывшиеся в улыбке… Эти ягодицы, очерченные штанами, прилипшими к телу вплотную из-за количества выделяемого пота… Джим готов был взвыть. Посреди бескрайнего океана, застрявший и прикованный к этому корыту, он даже не мог уединиться. Личной каютой располагал только капитан, все остальные ютились в трюме, и то только по ночам, в остальное время обязанные шляться по палубе, даже если нечего было делать. Главное – быть на глазах у капитана. А если капитан ещё не проснулся, то охранять его покой любыми средствами. Конечно, баб все любили больше, но к суше они причаливали редко, а сбрасывать напряжение как-то требовалось. Так что без грязных жёстких оргий не обходилось. Правда, Джим в них не участвовал. Так же, как и Себастьян, впрочем. Одна только мысль о том, что кто-то мог коснуться этого совершенного тела без его на то разрешения (а он бы никогда его не дал!) выводила Джима из себя. К счастью, ему не приходилось запрещать Морану участвовать во всём этом безобразии, потому что иначе это выглядело бы крайне подозрительно. Себастьяна украшал даже шрам через левый глаз, который он получил в одном из боёв. Джим тогда носился вокруг, пока команда пировала, захватив очередной корабль, поливал грязью, выражаясь цензурно через морские термины, и из тех речей отчётливо запомнил только свою оскорбительную фразу: - Такое ощущение, будто ты уже не видел этим глазом, потому и заработал себе увечье! Себастьян, надо сказать, воспринял это стоически, только ухмыльнулся, жмурясь и ничем не показывая, что испытывал боль. Красивую дорожку засохшей крови хотелось слизнуть, а к оставшейся отметине прикоснуться губами и ещё провести пальцами. Проследить. Тот ублюдок, что это сделал, уже кормил рыб, с грузом, привязанным к ноге, отправившись на дно, но в какой-то степени Джим даже был благодарен ему. Через несколько месяцев шрам приобрёл совершенно непристойный вид, фантазий у Джима стало в несколько раз больше, впрочем, как и пробуждений со стояком. А тут ещё Моран, отвлекшись от мытья, выпрямился, вытер пот со лба и, переведя на него взгляд, подмигнул. Джим понял, что надо немедленно что-то делать, иначе он сойдёт с ума.
Правда, первые шаги сделал именно Себастьян. Джим пялился сквозь доски в ночное небо, лениво пытаясь определить их курс, когда возле самого уха раздался шёпот: - Я знаю, как ты относишься ко мне, боцман. Не хочешь уже сделать с этим что-нибудь? Джим не успел схватиться за нож и только рыкнул, вскакивая и торопясь вслед за Мораном по лестнице наверх. Себастьян поймал его, схватил за руку и потянул за собой, а потом дёрнул, толкнув в сторону кормы. Прижавшись к нему и сверкая своими шальными серыми глазами, он склонился, выдохнув в губы Джима: - Недовольство команды растёт, скоро они затеют бунт, и что-то мне подсказывает, что ты не выдержишь его в одиночку, а капитан не встанет на твою защиту. От Себастьяна несло табаком, и этот запах всегда раздражал Джима, но сейчас, учитывая такие новости, это могло подождать. Отучить сексуального поганца от курительной трубки явно ещё успеется. - Несмотря на то, что в бою я прекрасен, - скромность Моран явно потерял в скитаниях по морям и океанам, - у нас вдвоём всё равно мало шансов. Поэтому я предлагаю свалить с этого дырявого корыта, чтобы они могли выбрать себе нового боцмана и юнгу без кровопролитной бойни. - Тактическое отступление, - раздражённо поправил Джим, по огромным амбициям и надеждам стать капитаном которого сильно вдарило слово “бегство”. Да, вслух его не произнесли, но оно так и витало в воздухе, отравляя очередную порцию, попавшую в лёгкие. – Давай назовём это тактическим отступлением. - Называй, как хочешь, но совершать это надо поскорее, - Себастьян отстранился, чем вызвал у Джима разочарованный вздох, потому что горячее крепкое тело действовало на него совершенно волшебным образом. - Стетсон сказал мне, что видел сушу. До неё далеко грести, но это я беру на себя. И, согласись, мало шансов, что они отправятся за нами. А если и сделают это, то явно не для того, чтобы на коленях умолять вернуться. Логика в словах Себастьяна присутствовала, поэтому Джим помог ему спустить шлюпку на воду и по верёвочной лестнице добрался туда, устроившись с комфортом. Моран медленно начал грести, шлюпку качало, и под тихий плеск морских волн Джим заснул, свернувшись в клубок. Бегство. Какая низость. Зато теперь перед ним открывалось такое множество дорог… Он проснулся от палящего солнца и ощущения, будто на море начался шторм, и его бросало из стороны в сторону. Когда он открыл глаза, оказалось на самом деле, что он всего лишь в самый разгар дня оказался у берега незнакомой земли, и Себастьян тряс его, усердно пытаясь разбудить. Пот с него лился, не переставая, бандана вся промокла насквозь, и он щурился, облизывая губы. - Боцман, солнце в зените, сгорите к дьяволу морскому, если сейчас не укроемся в тени деревьев, - пытался воззвать тот к разумным действиям. Джим неспешно потянулся, зевнул и ткнул Себастьяну пальцем чуть ли не в самый нос: - Мы теперь не на корабле, Моран, и правила изменились: теперь я – твой капитан. Тот закатил глаза и потянул Джима за собой, пока тот не получил солнечный удар. В зарослях, почти похожих на джунгли, Себастьян нашёл несколько кокосов и разломал их о камень, давая Джиму насладиться хотя бы соком. Сам он, напряжённо замерев, прислушивался к звукам, но лично Джиму казалось, что, помимо его шлепков по открытым рукам, на которые так и слетались назойливые комары, там не раздавалось ни единого звука. Тем не менее, когда начало темнеть, Себастьян умудрился раздобыть какую-то птицу и зажарил её на собственноручно созданном костре, используя ветки деревьев и немного пороха из предусмотрительно захваченного с собой пистолета. Затем поймал несколько рыб и в итоге обеспечил их шикарным ужином, который нечасто доставался им даже на судне. Обычно пировал капитан, а остальные завистливо поглядывали на богато украшенный яствами стол и втихаря подтирали капавшие слюни. В глубине джунглей нашёлся маленький водопад, где они с удовольствием смыли с себя пот и морскую соль, а потом устроились на циновке, которую Себастьян взял с собой. Когда-то давно их пиратский корабль взял это добро у какого-то китайского торгового судна, плывшего на рынок Великобритании. Среди всего перетащенного барахла также обнаружились то ли благовония, то ли какие-то курительные палочки, и простые в обращении и нуждах пираты просто выбросили их за борт. - …довольно удобное место, неужели здесь никто не живёт? – нахмурился, ровным счётом ничего не понимая, Джим. – Хоть какие-нибудь аборигены? - Разве тебе нужны ещё приключения на сегодня, капитан? – Себастьян мурлыкал, словно дикая, но прирученная кошка. Очень большая и полосатая. В мгновение ока он оказался сверху, нависая над Джимом и глядя с этой привычной уже ухмылкой. – Или ты хочешь, чтобы я отвлёк тебя от всех посторонних мыслей? Я могу… Он склонился, проведя носом по шее Джима, а затем повторил тот же путь языком. Джим прерывисто вздохнул, чуть наклонив голову. В глубине его сознания зародилась неприятная мысль, что Себастьян уволок его исключительно для этого с корабля, и никакого бунта на самом деле не планировалось. Но тут Себастьян несильно, но ощутимо прикусил его плечо, и паранойя заткнулась. Неладное Джим почувствовал только к тому моменту, как уже стоял на коленях, почти уткнувшись лицом в циновку, и тяжело дышал, возбуждённый до предела. Постойте-ка, это ведь он покушался на задницу Себастьяна! И это Себастьян должен был прямо сейчас стоять в такой позе и кусать костяшки пальцев, лишь бы не издать очередной стон! - Мо… Моран… - выдохнул он с намёком на протест, и как раз в этот момент его ягодицы раздвинули, и горячий влажный язык прикоснулся к... Мышцы рефлекторно сжались, и Джим застонал, прогнувшись, неуверенный, хочет ли уйти от прикосновения или, наоборот, толкнуться в самое лицо Себастьяна, требуя большего. Тело, впрочем, долго не думало, подавшись назад и тем самым ясно выразив свои желания. Всего несколько минут спустя Джим стонал безо всякого стеснения, вскрикивая и распугивая всех возможных аборигенов вместе с птицами, рыбами и дичью, которые водились в этих краях. Он яростно подавался навстречу, дрожа от того, как Себастьян задевал точку внутри, разжигавшую огонь в его венах всё сильнее, в конце концов оканчивая это настоящим фейерверком. Целым залпом, ярким и оглушительным. После этого Себастьян снова искупался с ним, расслабленным и хотевшим лишь спать, под водопадом и укрыл их обоих имевшейся одеждой.
- Какого дьявола ты оставил в этих зарослях мою прекрасную пиратскую шляпу? – возмутился Джим утром, когда они, босые и обнажённые до пояса, вывалились на песчаный берег. Свою красочную бандану, впрочем, Моран тоже оставил, повязав на одно из тонких деревьев, напоследок огладив каким-то чересчур нежным взглядом. - Я собираюсь обеспечить вас новым кораблём, сэр, - терпеливо объяснил Себастьян. – Если нам попадётся торговое или боевое судно, бороздящее океанские просторы в поисках будущих висельников, то проще будет притвориться несчастными, потерпевшими кораблекрушение. - Но вокруг нет обломков корабля, - фыркнул Джим. - За ночь унесло волнами, - пожал плечами донельзя логичный Себастьян. Джим плотоядно облизнулся и прильнул к нему, рисуя пальцами узоры на груди. - У тебя слишком много шрамов для того, кто впервые отправился в путешествие. Нам ни за что не поверят. Может, к чёрту этот корабль? Половим удачу завтра. Он заморил червячка несколькими найденными фруктами и теперь желал утолить голод немного иного характера. Но Моран оказался непреклонен: - Развлечься мы сумеем и после. Все моря и океаны будут вашими, как только мы захватим судно, достойное вас. Или недостойное, чтобы потом найти поинтереснее.
К обеду на горизонте действительно появился корабль. Довольно внушительный, с множеством пушек и носом, на котором красовался крылатый длинноволосый ангел. Одному морскому дьяволу известно, как они вдвоём умудрились привлечь внимание, но вскоре их подняли на борт. Добротно одетая команда позвала капитана, и навстречу им вышел солидный мужчина с сединой в волосах, улыбнувшись, впрочем, довольно добродушно и протянув руку в перчатке для рукопожатия: - Джентльмены. Рад приветствовать вас на судне “Победоносца”. Капитан Грегори Лестрейд к вашим услугам. - Как чудесно, земляки! – воскликнул Джим, не дав никому опомниться, бодро тряхнул руку и выудил из сапога нож. В мгновение ока оказавшись за спиной Грегори, он приставил холодное оружие к его горлу и с широкой улыбкой возвестил: - Дорогая команда “Победоносца”, рад вам сообщить, что теперь вы переходите под моё командование. Меня зовут Джим Мориарти, но для вас я просто капитан. Кто не согласен с новыми порядками, тот может добровольно покинуть судно живым или недобровольно – мёртвым. Видите этого прекрасного человека? Его зовут Себастьян Моран. Видите, сколько шрамов на его груди? Он прошёл множество боёв, и пока ни одной самой сильной и ловкой команде не удалось с ним расправиться. На случай, если вы не поняли: всего одно неосторожное движение, и вашему бравому бывшему капитану перережут глотку. Я делал это не раз и трюк этот повторю с большим удовольствием. Вопросы? Себастьян достал припрятанный пистолет и обвёл им толпу.
- Я ожидал, что в гораздо большем количестве собравшихся обнаружится дух авантюризма, - с досадой заметил Джим, цокнув языком и оглядев пустую палубу. На борту “Победоносца” остались только он, Себастьян и бывший капитан судна. - Ну а вы, мистер Лесрейд? – выпустив его из своей хватки, поинтересовался Джим. – Что сделаете вы? Нам бы не помешал третий человек, чтобы отправиться в плавание, корабль всё-таки не маленький. Обещаю не делать вас юнгой. - Только через мой труп, - Лестрейд выпрямился, с вызовом глядя в глаза пирата. - Что ж, эта строптивость может и на пользу нам пойти. Со временем, - задумчиво протянул Джим. – А пока… Себастьян, за работу! Мы выходим в открытый океан! “Победоносец” с отвратительно красивыми и чистыми белыми парусами вздохнул словно бы недовольно и медленно отправился вперёд. - …и всё-таки надо было шляпу с собой захватить, - Джим горестно покачал головой, но тут же хищно сощурился, глядя вдаль. Он собирался отправиться на Тортугу и набрать себе самую отвязную и безбашенную команду, которая подчинится только ещё более сильному безумцу, чем они сами. Захочет Лестрейд к тому моменту составить им компанию или нет, уже не имело значения. Его и Себастьяна там, за горизонтом, ждало множество приключений, включающих в себя бойню, кровь, крики, море адреналина и целый океан золота. И последнее, что Джим хотел сделать, так это заставить эти приключения долго себя ждать!
Переводила я, Св. Иоанн Уотсон , и благодарю за помощь Алессану :з
Оригинал можно посмотреть здесь, это тумблер автора, я тут прав не имею, только перевела и утащила себе :3
Steter, шериф входит в комнату Стайлза и обнаруживает нечто, что выглядит совсем не так, как кажется, честное слово!
356 слов- Куда делись твои штаны? - спрашивает Стайлз, пока Питер проскальзывает в его комнату через окно. Спасибо всем богам, на нём хотя бы до сих пор есть бельё. - В споре проиграл, - волк ухмыляется и валится на кровать Стайлза. - Ладно. Хорошо. В общем, это новое существо доставляет нам гору неприятностей, и мы думаем, что знаем, что это, но не знаем, как это убить. - Не пробовали поджечь? Разве это не самый популярный способ разбираться с большими и плохими монстрами в этом городке? Стайлз закатывает глаза, потому что Питер - засранец. К сожалению, он - засранец, который очень много знает, поэтому Стайлз терпит его. К тому же, он шикарно отсасывает и реально разбирается в поцелуях. По сути, они не встречаются, но Стайлз должен признать, что сексуальной частью их взаимодействия он наслаждается. Очень даже. Питер, должно быть, унюхивает что-то, потому что ухмыляется в сторону Стайлза и ме-е-едленно, потому что он чёртов засранец, раздвигает ноги. Он проводит рукой по своему животу и спускается вниз, к боксёрам, стонет, закрывая глаза. Дверь спальни внезапно распахивается, и Стайлз носится вокруг, бессвязно бормоча о том, что это совсем не то, чем кажется, пап. Шериф просто стоит в дверях и разглядывает Стайлза, а затем Питера, глаза которого теперь открыты, а руки, схватив подушку, прикрывают ею пах. - Всё, что я вижу, вполне говорит само за себя, сынок, - произносит Джон. - Твой парень останется на ужин? - Чт... Он не... Шериф поднимает руку, останавливая его. - Не пытайся одурачить меня, Стайлз. На твоей кровати мужчина в одной только рубашке и нижнем белье. Мужчина, который, кажется, всегда оказывается в твоей комнате, когда я дома. - Он штаны в споре проиграл! - протестует Стайлз. - И мы занимаемся исследованиями, смотри! Он тыкает пальцем в монитор. Джон только поднимает брови. Стайлз смотрит на Питера, который выглядит так, словно изо всех сил пытается не засмеяться. Засранец. - Ух, ладно, да. Питер останется на ужин. - Хорошо, спускайтесь вниз через десять минут. Одетыми, если того пожелаете. Затем шериф уходит, закрывая за собой дверь. - Я тебя ненавижу, - сообщает Стайлз, глядя на Питера. Тот ухмыляется: - Ты ненавидишь своего дорогого парня? Я ранен в самое сердце. - Засранец.
"Нет никого, кто был бы похож на тебя". Оригинал. Питер "комфортит" Стайлза после похищения.
545 словНочь подходила к концу, небо медленно светлело, и звёзды исчезали одна за другой. Дом Хейлов был погружён в тишину, волки были истощены, некоторые из них до сих пор восстанавливались после последней стычки с охотниками. Стайлз сидел на крыльце, на ступеньках, завернувшись в покрывало, чтобы спасти себя от холодного утра. Впрочем, дрожь, пробегавшая по его телу, не имела ничего общего с температурой на улице. Только со страхом, который парализовал сознание. Он больше почувствовал, чем услышал, как Питер приблизился и устроился рядом, тихий и излучавший тепло. Ни один из них не сказал ни слова, пока они смотрели, как солнце карабкается наверх. Очередная волна дрожи накрыла его тело, и Стайлз крепче и сильнее обхватил себя руками. Плечо Питера теперь прижималось к его собственному, что значило, что волк, вероятно, придвинулся ближе. - Спорим, ты жалеешь, что не укусил меня, когда у тебя была такая возможность? - наконец произнёс Стайлз, горько и приглушённо. - Тогда я бы не доставил тебе столько проблем. Он мог чувствовать, как взгляд волка сверлил его насквозь, но так и не повернулся к нему. Лицо его было усыпано синяками и царапинами - первейшими доказательствами того, как слаб он был. Он встречался с бесчисленным количеством демонов, но никогда прежде в своей жизни он не был так напуган, как в том подвале, полном чёртовых охотников, выбивающих из него дерьмо. - Во-первых, - мягкий голос Питера выдернул его из мрачных воспоминаний, - к этому моменту ты был бы уже мёртв, если бы был оборотнем. Я сомневаюсь, что у них возникли бы проблемы с тем, чтобы просто убить тебя. Стайлз не сдержался и фыркнул на это, потому что... серьёзно? Они пришли за ним только потому, что он был самым слабым звеном. - И во-вторых... Стайлз. Стайлз, посмотри на меня, пожалуйста. Когда Стайлз по-прежнему отказывался сделать это, Питер просто встал со вздохом и присел перед ним на корточки, обхватывая его лицо руками. - А во-вторых, без этого ты гораздо лучше. Что? - Что? - Тогда я не понимал этого, - продолжил Питер, большими пальцами поглаживая щёки Стайлза. - Тогда я был не в себе, но тебе не нужен укус. Стайлз фыркнул и попытался отвести взгляд от пронизывающих голубых глаз Питера, но тот удержал его - крепко, но аккуратно. - Это правда, что, будучи человеком, ты не силён физически, как мы, и тебе гораздо легче причинить боль. Но, Стайлз, я видел, как ты выигрывал бесчисленное количество битв, я был свидетелем того, как ты стоял против врагов, которых у тебя даже не было шанса победить. Однажды ты прошёл половину заповедника со сломанной ногой, чтобы предупредить нас об охотниках. Стайлз, в некотором смысле ты сильнее, чем любой из нас. Стайлз уставился на волка в неверии. Питер казался искренним, и Стайлз знал, так или иначе, что тот не стал бы врать ему о таких вещах. Не сейчас, не после того, как они дрались бок о бок столько раз. Но... - Ты действительно имеешь это в виду? - Да, мой дорогой мальчик, я действительно имею это в виду, - подтвердил Питер, подавшись вперёд, чтобы поцеловать его в лоб. - И ты был таким сильным сегодня, выдержав до того момента, как мы придём. - Я знал, что ты найдёшь меня, - признался Стайлз. И это было правдой. Он просто не знал, будет ли он ещё дышать к тому моменту. - И я нашёл. Я всегда найду тебя.
Ещё 11 штук"Ты сам на это напросился". Оригинал. "Steter заяяяявка! Они пара! То есть, не то чтобы Питер заставил Стайлза быть его парой, они просто вместе и любят друг друга, и Питер слетает с катушек, когда кто-то причиняет боль Стайлзу. В общем, плохой парень как раз это и делает, и стая вся такая: о, шикардос, наша работа здесь окончена, потому что сейчас Питер его прикончит!" Осторожно: присутствует неграфическая жестокость.
260 словДрака практически закончена в тот момент, когда Стайлза грубо толкают к дереву и ударяют прикладом ружья по лицу - любезность со стороны одного из охотников, с которыми они дерутся. Вся стая просто перестаёт делать всё, что они творили, Дерек на самом деле опускает человека, которого собирался швырнуть в дерево, потому что теперь, в общем-то, больше нет никакого смысла напрягаться. - Чувак. Тебе бы вот, правда, стоило подумать, прежде чем делать это, - замечает Скотт охотнику, ответственному за струю крови, текущую по лицу Стайлза. Он осматривает друга на предмет других повреждений, игнорируя его жестикулирующие руки и выдавленное с болью "Я сам могу о себе позаботиться". Охотник вопросительно оглядывает поляну, встречаясь взглядом со своими спутниками, которые так же сбиты с толку в попытках понять, к чему это было сказано. Они перестали драться так же, как и волки, от шока, но постепенно начинали восстанавливать силы. Правда, теперь казалось, что больше ни один из оборотней не заинтересован в драке. Эллисон даже начинает стрелы рассыпанные собирать. - Ты практически подписал себе смертный приговор, - продолжает Скотт, помогая Стайлзу подняться и подхватывая, когда тот спотыкается. Должно быть, это был действительно сильный удар. - И почему же? - интересуется охотник. - Вы выпустите самого страшного зверя из адской пасти в самый последний момент, или типа того? Скотт открыто смеётся на это, остальная стая подхватывает, издавая тихие смешки. - Ну, в целом, ты довольно близок к правде. - Чт... Но охотник не успевает задать следующий вопрос, потому что на него напрыгивает огромный волк, сжимая в зубах его руку и отрывая от тела. - Познакомьтесь с Питером, парой Стайлза.
"Просто позволь мне быть рядом с тобой". Оригинал. "Не могли бы вы написать фик, в котором Стайлз заболел и не хочет признавать это, так что Питеру практически приходится тащить его в постель? Established relationship будет очень круто!"
852 слова- Ради всего, блин, святого, Питер, ты перестанешь, наконец? - Стайлз попытался схватить ключи от своего джипа, но Питер удержал их вне зоны досягаемости и пихнул его на пассажирское сиденье. - Я сказал тебе, что я в порядке. Мне не требуется сопровождение домой. Он хотел настоять на своём, но потом забрался в машину, потому что ему начало казаться, что иначе Питер применит силу, чтобы запихнуть его туда. Взгляд, которым наградил его Питер, безо всяких слов объяснил Стайлзу, что тот думает о его сопротивлении. И, ладно, может быть, он чувствовал лёгкое головокружение и совсем не лёгкую тошноту, лицо его пылало, и кожа стала липкой от пота, но он не чувствовал себя так уж плохо! Выглядело это хуже, чем было на самом деле. - Серьёзно, это просто простуда, - раздражённо сказал Стайлз, сворачиваясь на сидении и громко сопя. Ох, он едва мог дышать через нос. Питер хранил молчание, выезжая со стоянки перед многоквартирным домом с лофтом. Они оба приехали на еженедельную встречу стаи, Стайлз никогда их не пропускал. Кроме сегодняшнего дня. Едва Питер увидел, в каком он состоянии, он схватил его и засунул обратно в машину. - Это была "просто простуда" три дня назад, но, поскольку ты отказался отдохнуть буквально пару дней, тебе стало хуже. Ты бы сейчас уже был полностью здоров, если бы просто принял мою помощь, - выговаривал оборотень, держа путь к дому Стайлза и с лёгкостью управляя джипом. Питер состоял в числе тех немногих избранных, кому позволялось сидеть за рулём детки Стайлза. - Мне не нужна нянька, - ответил он и затем чихнул, почти впечатав голову в колено, которое подтянул на сиденье, устраиваясь удобнее. Он вытер нос рукавом кофты, полностью игнорируя звук отвращения, сорвавшийся с губ Питера. Стайлз видел его истекавшим кровью и с кишками наружу, он мог справиться с соплями. Со вздохом Питер потянулся и провёл ладонью по затылку Стайлза, при этом практически без усилий продолжая везти их вглубь города. Стайлз потянулся к прикосновению без колебаний. Он и сам не знал, почему так упрямился. Он был избит и усыпан синяками чаще, чем ему бы того хотелось, и практически в половине случаев Питер был рядом, чтобы помочь ему. Во время этого оба обменивались саркастичными шпильками, но было действительно приятно иметь кого-то, кто о тебе позаботится, рядом, когда всё произошедшее за день наваливалось на тебя, и всё тело адски болело. Тем не менее, опускаться до прихотей собственного вероломного организма казалось куда более ужасным вариантом. Порезы и переломанные рёбра почти всегда являлись его наградой за спасение задниц его друзей, они появлялись, когда он защищал людей и дрался за то, что было ему дорого. Это, подумал он, выползая из джипа и чуть не спотыкаясь, опираясь на детку, это просто заставляло его чувствовать себя слабым. - Ты безнадёжен. Ты едва можешь стоять, - проворчал Питер, обходя машину и обвивая рукой талию Стайлза, чтобы помочь ему дойти до дома. - Просто помоги мне добраться до дивана, и я буду в порядке. Я имею в виду, спасибо за помощь, и всё такое, но тебе, правда, необязательно здесь околачиваться. Он попытался свернуть вместе с ним в гостиную, но, даже будучи полностью здоровым, он не смог бы заставить Питера что-то делать, если бы Питер сам ему это не позволил. - Во-первых, ты переоденешься в пижаму, заберёшься в кровать и отдохнёшь, - сказал Питер, преодолев лестницу практически со Стайлзом на руках и при этом умудрившись почти не задеть его мужскую гордость. - А во-вторых, я останусь, так что смогу убедиться, что ты действительно остался в кровати. Он помог Стайлзу добраться до неё и оставил его, отправляясь к ящикам, чтобы найти для него чистую одежду. - Мы найдём тебе таблетки, и я сделаю тебе суп, - продолжил Питер, вернувшись с самой мягкой парой домашних штанов, которые только были у Стайлза, и рубашкой, подозрительно похожей на такую, какая могла бы принадлежать Питеру. Стайлз выскользнул из своей фланелевой кофты и потянулся к подолу рубашки, и руки Питера уже помогали ему избавиться от одежды, чтобы впоследствии оказаться в чистой футболке. - Тебе необязательно всё это делать, - сказал Стайлз, на этот раз пробуя мягкий подход, следя за тем, как Питер избавляет его от ботинок и носков. Забота, которую оказывал ему Питер, слегка застала Стайлза врасплох. Они были вместе уже несколько месяцев, но это было чем-то новым. Эта мягкость, которую Питер позволял ему увидеть. Это что-то затронуло внутри Стайлза, и следующие его слова предназначались только для того, чтобы удержать защиту, но он больше не хотел, чтобы волк оставил его одного. - Я могу сам о себе позаботиться. Питер остановился на середине, так и не стянув до конца единственный оставшийся на Стайлзе носок, и посмотрел на него. Выражение его лица было таким же мягким, как и голос. - Стайлз, я знаю, что ты можешь, даже если сейчас у тебя это не очень получается. Но не мог бы ты просто лечь обратно и позволить мне позаботиться о тебе? Стайлз просто смотрел на волка в ответ в течение пары секунд, а потом кивнул, потому что... что ещё он мог сделать? Несколько часов спустя, сонный после лекарств, с животом, наполненным вкусным супом, Стайлз прижался ближе к боку Питера. Он больше не чувствовал себя слабым. Он чувствовал себя спокойным, согретым и любимым. И это было всё, что он мог действительно желать.
"Красна река под кожею твоей". Оригинал. "Стайлз тайно кинкуется на волчьи когти, которые спускаются всё ниже и ниже по его коже. Питер показывает, что ему тоже очень даже нравится этот кинк".
465 слов- Что ты делаешь? - прошипел Стайлз, пытаясь бороться в хватке оборотня. Он попробовал ударить ногой, поскольку рука Питера сжала оба его запястья, но мужчина только издал смешок, как будто был крайне позабавлен его тщетными попытками, и вклинил колено меж его ног, сильнее вжимая в стену. - Проверяю теорию, - Питер ухмыльнулся и взмахнул свободной рукой, чтобы Стайлз мог её увидеть. Человеческие ногти удлинились и превратились в когти. - Что? - Стайлз практически пискнул, но в данный момент он меньше всего волновался о том, насколько смушающим вышел этот звук. Его собирались покалечить. - Я заметил кое-что интересное в предыдущее полнолуние, - протянул оборотень, поцепляя подбородок Стайлза двумя острыми когтями, чтобы он смотрел в его плутовские голубые глаза, - когда ты помогал нашему дорогому Айзеку в цепях. Ты показал весьма интересную реакцию, когда встретился с его когтями. Голос Питера был глубоким и тёмным, урчанием проходившим через тело Стайлза, когда он вздрогнул в хватке мужчины. Он прекрасно знал, что Питер имел в виду, и он подумал, как внимательно, должно быть, тот следил за ним, чтобы заметить то, что с лёгкостью пропустили все остальные. - Интересно, о чём ты думал, когда его когти прошлись по тебе? - размышлял Питер вслух, поднимая к вытянутым рукам Стайлза свою. Один-единственный коготь скользнул вниз по внутренней стороне руки. - Представлял ли ты, что они сделают так, м? Скользящими по коже, оставляющими красные полосы на твоих руках? Питер выделяет слова, давя сильнее на кожу Стайлза. Недостаточно, чтобы разорвать покров и заставить истекать кровью, но достаточно, чтобы заставить Стайлза хотеть больше. - Представлял ли ты, что когти будут рисовать узоры на твоей груди, а потом спустятся вниз, к твоему пупку? - продолжил Питер, оставляя ещё одну полосу на руке Стайлза. - Хотел ли ты, чтобы они спустились ниже? Стайлз прикусил нижнюю губу, сдерживая вздох, отказываясь поддаваться, но ухмылка Питера всё равно стала шире, как будто он точно знал, что делают с ним его прикосновения и слова. - Я знаю, ты должен был представлять себе это. Множество раз фантазировать о следах, оставленных на твоей бледной коже. Ранах от того, как когти впились в твои ягодицы. Красные линии, начинающиеся слишком близко к твоему паху и идущие по внутренней стороне твоих бёдер, пока ты извиваешься и умоляешь, чтобы тебя пометили. Разве это не то самое, из-за чего ты так сладко пахнешь? Из-за чего так возбуждён? Питер шумно вдохнул, уткнувшись носом в промежуток между шеей и плечом Стайлза, губы едва ощутимо коснулись кожи. - Ты ведь из-за этого так чудесно пахнешь сейчас? То, как Питер вломился в его голову и раздел догола, свело Стайлза с ума. Как легко он раскрыл его и вытянул его секреты наружу, чтобы использовать их против него. Чтобы Питер мог использовать его. Прикоснуться к нему именно так, как он в этом нуждался. В тот момент Стайлз уже не был уверен, сможет ли он сказать ему остановиться.
"Твой со всеми потрохами [со всем прилагающимся]". Оригинал. "Стайлз в колледже, у него новая группа друзей, он упоминает при них Питера пару раз. Они хотят встретиться с ним - ибо ревнуют, полны любопытства и прочие варианты - и встречают же. И он офигительно криповатый/странный. Драма и юмор".
1216 слов- Да ладно тебе, чувак, не поступай так со мной. Ты должен прийти, - Марк умолял, используя на нём свой лучший взгляд - "дующийся щеночек". Который, если честно, мог посоревноваться с таким же у Скотта. - Я знаю, Марк. Мне очень жаль, - Стайлз похлопал друга по руке в качестве извинений и вернулся к своей картошке фри. - Но Питер приезжает, а я не видел его уже три недели. Мой сосед по комнате даже обещал свалить на все выходные, так что... Эйприл и Мэл, ещё два его друга с того же курса, улыбнулись понимающе. Марк, впрочем, не отстал. - Просто возьми его с собой и загляни на пару часов. Это последний шанс потусить перед экзаменами. - Ты уверен? Ты же в курсе, что он старше нас, да? - Да, Стайлз, я в курсе. И я абсолютно уверен, что я узнаю его мгновенно, даже если ты приведёшь с собой целую толпу парней, основываясь только лишь на том, что его глаза этого замечательного синего оттенка. - Или на том, как его губы изгибаются в ухмылке, - добавила Мэл. - Или на том, какие у него мышцы живота. На самом деле я вот вообще потребую снять рубашку, так что я сама смогу убедиться, действительно ли он в такой шикарной форме, - вклинилась Эйприл. - Ладно-ладно, - Стайлз поднял вверх руки, защищаясь, заливаясь краской. - И вы все хвастались бы на моём месте. Потому что он... Мэл похлопала его по руке, останавливая на полуслове: - Просто приведи его. Стайлз рассмеялся и вернулся к поглощению картошки фри. Он полагал, что несколько часов общения, выдранные из запланированного марафона с Питером, пойдут им на пользу.
--
Стайлз был удивлён, когда, после раунда "приветствий", переполненного энтузиазмом, Питер согласился отправиться на вечеринку. Честно говоря, Стайлз спросил из чистой формальности. Он сам предпочёл бы восстановить пробелы за все выходные, что они потеряли из-за его уроков и эссе, и насладиться тем, что Питер теперь принадлежит ему. Прижавшись к нему, Питер сказал, что просто хочет познакомиться с его друзьями. И сказано это было таким тоном, в котором явно подразумевалось нечто большое, чем он со Стайлзом делиться не собирался. Вместо того чтобы подталкивать к ответу, Стайлз уволок их обоих в душ, чтобы вымыться и приготовиться. Он не видел ничего плохого в том, что его друзья встретятся с оборотнем. Лучше надо было думать. Они немного опоздали, как это было нынче модно, и потребовалось всего мгновение, чтобы он нашёл Марка и остальных своих друзей. - Ребята, это Питер. Питер, ребята, - он представил их, как-то неопределённо махнув рукой. Стайлз был уверен, что Питер мог всех их назвать и сам после его многочисленных тирад. Марк слегка опешил, но Стайлз списал это на шок и, возможно, благоговение. - Приятно с вами познакомиться, - Питер одарил их очаровательной улыбкой. Стайлз мог поклясться, что слышал, как Мэл мечтательно вздохнула, и, честно, он не мог винить её за это. Даже после двух лет вместе Питер всё ещё мог превратить его ноги в желе, всего лишь прицельно ухмыльнувшись. Они немного поговорили и двинулись дальше. Рука Питера продолжала обвивать его в собственническом жесте, когда они смешались с толпой, пальцы широко легли на поясницу, когда он приветствовал людей, которых знал благодаря совместным занятиям. После нескольких уговоров и обещаний наград Стайлз всё же умудрился втянуть своего волка в толпу танцующих. Несмотря на заверения, что звучавшая музыка была далека от того, что он обычно слушал, Питер не упустил шанса качнуть бёдрами, вжимаясь в Стайлза сзади и держа поближе к себе. Было так здорово чувствовать близость с другими людьми, танцующими вокруг них, попадать в такт движениям во время песен, но при этом не отстраняться друг от друга. Они никогда на самом деле не проводили время подобным образом, никогда не имели шанса быть настолько беспечными при всей этой борьбе с монстрами в последний школьный год Стайлза, и расстоянии, которое разделяло их, и ещё тяжестях, которые наваливались на любого новоиспечённого студента. Были ланчи и ужины, фильмы, просмотренные вдвоём в кинотеатре. Но всё это казалось слишком личным, только для них двоих. А вот это... вот это уже чувствовалось иначе, но, тем не менее, совершенно потрясающе. Ещё несколько песен, и Стайлз понял, что всё может зайти куда дальше, чем то, как Питер уже прихватывал губами и покусывал его шею, рассыпая на коже отметины. Он вытащил его из толпы людей, прежде чем они стали объектами всеобщего внимания, и отправил его за напитками. Стайлзу действительно нужно было остудиться немного, чтобы они могли вернуться в комнату общежития безопасно, без обходных путей. Марк обнаружил его в одиночестве, развалившимся на шезлонге на веранде, и, ну, Стайлз на самом деле почти ожидал чего-то вроде засады. Его друг пялился на него и Питера обеспокоенным взглядом весь вечер. Так что Стайлз просто указал на стул рядом и принялся ждать. - Помнишь, как мы зависали на прошлой неделе? В прошлый четверг? - спросил Марк, сидя на самом краю стула и глядя куда-то между Стайлзом и входом в дом. - Ага. Он помнил. Это была довольно запоминающаяся прогулка, потому что они редко получали выходные, при этом без курсовой работы или занятий, и они решили поработать над тем малым, что им оставалось, за ужином, а потом посмотреть кино. - У меня было это чувство, как будто за нами следят, но я списал это на то, что мало спал и выпил слишком много энергетических напитков. Но, когда мы были в театре, я заметил парня, который, я был уверен, сидел за несколько столиков от нас в кафе. И затем я увидел его снова, когда мы шли обратно к общежитию. Я не сказал ничего, потому что, ну, он всегда исчезал в секунды, как будто его вообще изначально и не было, - Марк остановился, заметно напрягаясь для того, чтобы произнести следующие слова, хотя Стайлз и так уже предполагал, что он скажет. Друг посмотрел на него очень серьёзно. - Я уверен, что это был Питер. Что ж. Стайлзу следовало признать, он на самом деле не был удивлён, что Питер вернулся к своим прежним методам и принялся следить за ним даже рядом с кампусом, особенно учитывая, что они так долго не виделись. Сказать по правде, он почувствовал, как тепло и лёгкое покалывание распространяются по телу. И они стали только сильнее, когда Питер присоединился к ним буквально через минуту после откровений Марка с банкой Маунтин Дью в руке для Стайлза. Стайлз посмотрел на своего волка и солнечно улыбнулся, притягивая к себе за руку для поцелуя. - Ты теряешь хватку и становишься ещё подозрительнее, когда тебя ловят на том, что ты шляешься за мной, - сказал он с нежностью после того, как оставил целомудренный поцелуй в уголке губ Питера. - Ты мог просто присоединиться к нам, если так сильно скучал по мне. Боковым зрением он мог видеть, как Марк пялился на них, и с трудом подавил смешок. Питер рассмеялся, пользуясь тем, что Стайлз удерживал его, чтобы вытянуть его из кресла и прижать к своему боку. - Я на самом деле очень взволнован, что ты вообще меня не заметил. Я специально сделал всё очевидным, просто чтобы показать, насколько беспечным ты стал. - Вы, ребята, ненормальные, - сказал Марк, выглядя немного неуверенно и испуганно. Стайлз рассмеялся, потому что, да, они были настолько далеки от нормальности, что не было никакого способа это объяснить. Он обернулся, чтобы посмотреть на Питера, только чтобы увидеть, как тот улыбается, глядя на него с любовью, и почувствовать намёк на когти на его коже, где Питер уже пробрался под его рубашку. Стайлз прижался ближе и надёжно обхватил его руками. - Ты себе даже не представляешь.
"Несвоевременное вторжение". Оригинал. "Кто-то из стаи натыкается на Питера и Стайлза в неподходящий момент". R.
934 слова- Давай же, - Стайлз стонет, когда они вваливаются в спальню, и настойчивые руки пытаются разорвать одежду, но так и не снимают ни один клочок. Он слышит, как дверь в его комнату захлопывается, за секунду до того, как оказывается в неё впечатанным, и губы Питера ласкают кожу его шеи. - Всё пошло бы куда быстрее, если бы я просто покромсал одежду вольчими когтями, - ворчит Питер, уже лаская горло Стайлза. То, как Питер всего лишь подобными вещами способен заставить его бессвязно лепетать, сводит с ума. Всего лишь его губы, исследующие каждый сантиметр кожи от подбородка до самых ключиц. Его укусы и ленивое кружение языком, одаривание метками и синяками, грозившимися остаться на целые дни в местах, которые не удастся скрыть рубашкой. То, как он размещал на теле поцелуи, намекавшие и обещавшие, и волны ощущений от них двигались прямо к паху. Стайлзу требуется мгновение, чтобы отдышаться, прежде чем он отвечает. Его собственные руки заняты в области талии Питера, вытягивают рубашку из его штанов, чтобы сразу же забраться под неё и коснуться голой кожи. - Даже вот не смей, блин. Я потерял достаточно одежды. Просто... Он не заканчивает, прерываясь на стон, когда вжимается в бёдра Питера своими, запрокинув голову и стукнувшись затылком о дверь. - Ты и твоя неизлечимая настойчивость на множестве слоёв, - жалуется Питер, наконец, разбираясь с последней пуговицей и сдирая клетчатую рубашку с его плеч. Стайлз опускает руки и стряхивает её, прежде чем заняться пряжкой ремня Питера. Тот издаёт смешок и оставляет жгучий укус на изгибе челюсти Стайлза, а потом ещё и ещё, прокладывая себе путь к его уху. - Я бы назвал это заворачиванием подарков, если бы у нас было достаточно времени на суровое испытание в виде обратной распаковки, - приглушённо произносит Питер, влажным горячим дыханием опаляя ушную раковину Стайлза, а затем посасывая мочку, и Стайлз больше не может выдержать. - Заткнись, заткнись, заткнись, - он стонет и резким, рваным жестом расстёгивает штаны Питера, только чтобы отстранить его. И оборотень позволяет ему это, тем не менее, успевая укусить последний раз в ухо. Питер позволяет вести его, повинуясь настойчивому подталкиванию рук Стайлза, пока не упирается в кровать ногами. Толкнув его в последний раз, Стайлз, наконец, получает его таким, каким хочет: сидящим, полуразвалившись, на кровати, с ногами, разведёнными в стороны. Впрочем, недостаточно широко для того, что Стайлз задумал. Он разводит ноги Питера шире и опускается, Питер притягивает его за волосы в свирепый поцелуй, прежде чем его ноги касаются пола. Стайлз на мгновение забывает, что он вообще собирался сделать ради того, чтобы почувствовать возбуждающий вкус Питера. Всё ещё на полпути к полу, с пойманными в поцелуй губами и рукой, запущенной в чужие волосы, другой Стайлз забирается в штаны Питера и резко проводит ею по члену, словив стон, который срывается с любимых губ. Последний раз слегка прикусив нижнюю, Стайлз всё же опускается и высвобождает член Питера из плена одежды. Он размазывает большим пальцем по головке вытекающую смазку, удовлетворённый ещё одним приглушённым звуком со стороны Питера и тем, как он нетерпеливо притягивает его за волосы ближе. И Стайлз подчиняется, приближаясь, даже не пытаясь изобразить сопротивление, потому что он тоже хочет этого. Хочет провести языком по вот этой вене, хочет обхватить член Питера губами и забрать в рот полностью, заставить Питера стонать и материться сквозь зубы, пока он будет оттрахивать его рот. Он как раз собирается всё это воплотить в жизнь, как слышит вздох, и что-то с грохотом валится на пол в его комнате. Ноги Питера сжимают его по бокам, удерживая на месте, когда он уже почти подпрыгивает, и Стайлз тут же успокаивается. И, поскольку оборотень не сделал ничего сверх этого, например, не прикрылся Стайлзом, и им потом пришлось бы начинать сначала, то становится очевидным, что, кто бы ни вломился в комнату, это кто-то, скорее всего, один из его друзей. В чём Стайлз убеждается, оборачиваясь, чтобы увидеть, как Скотт растянулся на полу, одной ногой всё ещё цепляясь за подоконник, а лицом впечатываясь в ковёр, словно стараясь спрятаться от представленной картины. - Чувак, какого чёрта? Мы тут, вообще-то, заняты немного. - Да, я вижу, - Скотт стонет в ковёр, явно очень сожалея, и даже не пытается изменить положение. Признаться честно, каждый член стаи натыкался на них хотя бы раз. Стайлз даже больше не чувствует смущение, он просто пытается сделать так, чтобы они поскорее ушли, так что они с Питером могли бы продолжить. - Тогда почему ты здесь? Ты не мог почувствовать своими шикарными волчьими сверхспособностями, что мы как раз в процессе? - Я тренировался не для того, чтобы знать, когда ты сексом занимаешься, Стайлз, - Скотт поднимает голову, чтобы наградить его соответствующим взглядом, и тут же утыкается обратно в ковёр. - Дерек послал меня, чтобы проверить, всё ли с тобой в порядке. В городе новая группа охотников. - Мой племянник может быть таким вдумчивым временами. А проверить, как я, он никого не послал? - впервые подаёт голос Питер с тех пор, как заявился Скотт, не особо помогая ситуации. Стайлз игнорирует его и снова обращается к Скотту. - Ты проверил. Мы оба в порядке. Так что... Он указывает на окно, хотя Скотт по-прежнему не смотрит на них. Стайлз вздыхает и меняет тактику. - Скотт, если ты не уйдёшь в ближайшие тридцать секунд, я просто вернусь к тому, что собирался сделать, и твоя психика больше никогда не будет прежней. Это мгновенно привлекает внимание Скотта, и тот практически спасается бегством, шумно захлопывая за собой окно. Он поворачивается обратно, чтобы увидеть, как Питер издаёт смешок, и пялится на него, шлёпнув по бедру. - Как насчёт небольшого предупреждения, а, Питер? И тот имеет наглость ухмыльнуться. - Был немного увлечён, - отвечает он с теми же нотками, что всегда сквозят в его голосе в такие моменты. Им, правда, надо поговорить об этом. Но позже. Много, много позже.
"Очисти меня от всего, кроме тебя". Оригинал. "Питер не любит, когда Стайлз сильно пахнет кем-то другим".
852 словаКогда Стайлз постучался Питеру в дверь после долгого дня, в который Дерек гонял их всех со своими "учениями", он ожидал поцелуя и остроумной реплики на тему "Мог бы хоть душ принять, прежде чем ко мне заваливаться". Вместо этого его с порога встретили хмурым выражением лица, а потом Питер ткнулся носом ему в шею. - Чувак, перестань меня обнюхивать, я весь потный, это отвратительно, - Стайлз обошёл Питера и сам себя пригласил в квартиру, скидывая ботинки в коридоре. Серьёзно, эти оборотни... Его жизнь. - Ты пахнешь, как он, - проворчал Питер, на лице его застыло мрачное выражение, когда он проследовал за Стайлзом на кухню. Стайлз открыл холодильник, чувствуя себя совершенно непринуждённо после месяцев совместной жизни с ироничным оборотнем, склонным к критике и цинизму, и вытащил бутылку воды. Он был наполовину уверен, что Дерек хотел добиться у него в организме обезвоживания, учитывая, как он управлял своим маленьким волчьим лагерем. Стайлз мог поклясться, что Дерек также и занимался с ним дольше всех, несмотря на то, что он был всего лишь жалким человечишкой. Он был очень близок к тому, чтобы просто рухнуть без сил, что являлось одной из причин, по которой он заскочил к Питеру: его квартира была близко к дому Хейлов. Все остальные причины были скомбинированы в одной, которая сейчас наклонилась через кухонный стол и метала в него ножи взглядами. - Как кто? - Стайлз отвинтил крышку бутылки и немного изогнул шею, чтобы сделать большой глоток. Он с трудом скрыл ухмылку, когда заметил, как глаза Питера тут же прикипели к линии его шеи. Иногда им было так легко играть. - Как Дерек, - наконец, признал Питер. Слова звучали неестественно, как будто он заставил себя произнести их. Стайлз запрыгнул на стол напротив Питера и устало прислонился головой к боку холодильника. Он не был уверен, поскольку ты никогда не можешь быть в чём-то уверен с Питером, но у него имелись серьёзные подозрения относительно того, к чему всё это шло. - Я провёл последние несколько часов, тренируясь со стаей, так что это логично, - ответил он, рассеянно играя с бутылью воды в руках, открывая и закрывая крышку снова. Питер внимательно смотрел на его руки, как будто Стайлз отвлекал его этими действиями. Может быть, именно это он и делал. Стайлз знал, что Питер очень любил его пальцы. И его рот тоже, поэтому он высунул язык и провёл им по губам, слегка теребя нижнюю зубами. М-м, да. Он точно видел искру интереса в глазах Питера, перед тем как волк придвинулся. - Нет, ты действительно пахнешь, как вся остальная мелюзга в его лагере, но им - больше всего, - Питер умело вклинился между ногами Стайлза, вытаскивая бутылку из рук Стайлза и ставя её на стол. Он провёл руками вверх по бёдрам Стайлза, пока не схватился основательно за ягодицы и не придвинул его ближе к себе, почти на самый край. В этот раз Стайлз не отстранился, когда Питер снова приблизился к его шее, позволяя ему нюхать его потную кожу сколько душе угодно. - От тебя воняет так, как будто он обтёрся о всего тебя. - Ну, это была довольно напряжённая тренировка, - ответил Стайлз игриво, таким тоном добившись того, что когти впились в его задницу через штаны. Ну уж это точно не могло заставить его замолчать. Он обвил руками шею Питера, запуская одну из них в его волосы и портя аккуратно стилизованные пряди. Взъерошенный вид шёл Питеру намного больше, особенно потому, что это позволялось видеть только Стайлзу. - О, ты ревнуешь меня к своему племяннику? Стайлз рассмеялся, когда в ответ на его воркование Питер укусил его в шею. - Заткнись. На этот раз Стайлз действительно заткнулся, по крайней мере, на то мгновение, когда Питер прикоснулся губами к коже его шеи. Питер очертил определённый участок языком, смягчая место укуса, чтобы потом снова впиться в него зубами. Он тревожил кожу как раз в той степени, чтобы пустить приятную дрожь вдоль позвоночника Стайлза. - М-м, ты меня метишь? - промычал Стайлз, всё ещё пропуская волосы Питера сквозь пальцы. - Жалуешься? - Ничуть, - на самом деле Стайлз даже наклонил голову чуть сильнее, предоставляя Питеру больше пространства и возможностей. Пока рот Питера был занят в области его горла, а руки всё ещё крепко держали задницу, Стайлз обвил его ногами и тесно прижался. Он бесстыдно потёрся о Питера, собираясь хоть немного уменьшить своё напряжение, если Питер зависнет со своим шейным фетишем надолго. Впрочем, Питер, кажется, думал иначе: его хватка усилилась достаточно, чтобы остановить резкие движения чужого таза. Питер выпрямился, чтобы посмотреть на Стайлза, его губы покраснели и теперь блестели. Они выглядели так маняще, что Стайлзу просто пришлось потянуться за поцелуем. - Мы не будем заниматься сексом, пока от тебя несёт моим племянником, - сказал Питер, когда они наконец оторвались друг от друга. - Хорошо-хорошо. Извращенец, - Стайлз фыркнул и отпустил Питера из хватки ног, отстраняя. Питер позволил ему это, впрочем, отстранившись только на то расстояние, которого хватило Стайлзу, чтобы соскользнуть со стола на пол, и тогда они снова прижались друг к другу. Стайлз ничуть не возражал против такой близости. Он притянул Питера к себе за воротник рубашки и выдохнул слова ему в рот: - Если дело только в этом, сходи со мной и помоги мне помыться. И убедись, что пахну я исключительно тобой. Питеру не нужно было повторять дважды.
"Убийственные поцелуи". Оригинал. "Всё, чего хотел Стайлз - это только поцелуй".
248 слов- О боже, мне так жаль, - умудряется произнести Стайлз сквозь стиснутые зубы, с трудом сдерживая смех, пока гладит Питера по спине. Питера, который перегнулся через кухонный стол, впиваясь пальцами в его край так сильно, что они аж побелели. Питер, который так тяжело дышал, побледнел лицом и вспотел, но всё равно умудрялся хмуриться и смотреть на него зло. А всё потому, что, желая поцеловать Питера, Стайлз забыл, что оборотни и омела не составляют идеальную комбинацию в итоге. Не то чтобы они далеко зашли с этим поцелуем после того, как Стайлз притянул Питера ближе, потому что их губы едва соприкоснулись, когда Питер покачнулся и почти опрокинул их обоих. И хотя Стайлз знает, что он очень даже здорово целуется, особенно после месяцев обучения с Питером, именно Питер целует его так, что появляется слабость в коленях. К счастью, помимо лёгкой аллергической реакции, Питер кажется вполне здоровым, и теперь Стайлзу действительно тяжело сдержать смех, который так и рвётся из груди. Питер, впрочем, изучил его достаточно хорошо, а потому тычет в бок, зная, что у Стайлза там особо щекотливое место. Глупый детский жест кажется единственным, на что он сейчас способен. Даже притом, что Стайлз в курсе, что он поплатится за своё поведение позже. Тем не менее, не теми методами, против которых он сильно выступает. - Постарайся не убить меня в следующий раз во время поцелуя, - ворчит Питер, выпрямляясь, восстанавливая дыхание и здоровый цвет лица. - О, Питер, это всего лишь доказывает, что я убийственно целуюсь. Стайлз смеётся, едва успевая увернуться от волчьих когтей.
"Хороший и плохой парень". Оригинал. "Сверхъестественное дерьмо не спит, слишком много забот, и поэтому все забывают о ДР Стайлза. Даже сам Стайлз. Но Питер помнит, потому что он - милаш, который одержим во всех самых лучших смыслах. Это могут быть established relationship или нет".
532 слова- Что это? - спрашивает он у Питера, протягивая ему книгу в кожаном переплёте для изучения. Он нашёл её на своём столе в тот момент, когда к вечеру, наконец, дополз до спальни. Она была аккуратно завёрнута в бумагу, подписанную приятным почерком Питера. Она пахла озоном и возрастом. И ещё, очень слабо, медью. Сейчас он стоит в квартире Питера, заинтересованный, почему его волк внезапно подарил ему книгу заклинаний. Питер сидит на диване, приподняв бровь. - Это книга. Уверен, ты сталкивался с парочкой в своей жизни. Стайлз фырчит. - Да, спасибо. Я знаю! - он скользит рукой по выцветшим буквам, выгравированным на обложке. Это действительно очень красивая книга, она тяжёлая в его руках, и ей как минимум сто лет. Дорогой подарок. - Что я имею в виду, так это почему ты отдаёшь её мне? - Сегодня твой День Рожденья, - отвечает Питер, пожимая плечами. Жест, который должен выглядеть пренебрежительным и показать, что это не такое уж и большое дело. - Мой чт... - он запинается на полуслове, считает дни в своей голове и осознаёт, что Питер прав. Недавние сверхъестественные безумия заставили его потерять счёт времени. - Ой-ёй, я совсем забыл. Он смотрит обратно на книгу - доказательство того, что Питеру он не безразличен достаточно, чтобы тот помнил о такой дате. В груди растекается тепло, и он улыбается, глядя на том, а потом на Питера, и губы волка растягиваются в ответной улыбке. - Я знаю. Обычно ты очень громко объявляешь всем находящимся поблизости, что и как ты будешь праздновать, - остроумничает Питер, и Сталйз не может удержать смешок. Впрочем, он не испытывает сожалений. Дни Рожденья предназначены для того, чтобы ими наслаждаться, и может ли найтись вариант лучше, чем провести его в постели с Питером? Ещё раз пожав плечами, Питер продолжает: - Полагаю, мы все просто были слишком заняты наплывом гигантских пауков. Стайлз невольно вздрагивает при напоминании. Он не то чтобы действительно боится пауков, но одна только мысль об этих больших мохнатых лапках вызывает у него чесотку. Он вытряхивает эту мысль из головы и возвращает своё внимание Питеру. - Да, но ты вспомнил, - он осторожно кладёт книгу на кофейный столик, снова пробегает пальцами по обложке, прежде чем двинуться к Питеру. Оборотень улыбается, очевидно довольный тем, что Стайлзу понравился его подарок. - Конечно, я вспомнил. Это ведь простая истина. - Временами ты такой милый, Хейл, что я даже не знаю, что с этим делать, - произносит Стайлз, устраиваясь на коленях Питера, седлая его бёдра. - Меня устроит поцелуй в качестве выражения твоей благодарности, - отвечает Питер, придвигаясь, чтобы прикоснуться к его щеке своей. - Всего лишь поцелуй? - тянет Стайлз, прижимаясь к Питеру, в то время как руки гуляют по шее волка по собственному желанию. Питер ухмыляется, когда его руки ложатся на бёдра Стайлза, а большие пальцы забираются под рубашку, чтобы погладить обнажённую кожу. - Зависит от того, насколько ты счастлив получить этот подарок. Стайлз смеётся и наклоняется, чтобы прикусить подбородок Питера, его нижнюю губу, а затем провести по укушенным местам языком, сглаживая свои действия. - О, я очень доволен. Так что будет честно, если я сделаю довольным и тебя. Стайлз думает, что это может быть лучший День Рожденья в его жизни, даже если он почти пропустил его, когда Питер прячет свой смех в изгибе его шеи.
"Место, которое можно назвать домом". Оригинал. "Теперь, когда Стайлзу почти тридцать, он считал, что Бикон-Хиллз - такое же неплохое место, где можно осесть, как и все прочие. Хейлы были стабильной и могущественной стаей, их альфа, кажется, была очарована его силами и болтовнёй, и в самом центре их территории располагался довольной могущественный Неметон, так что Стайлз сомневался, что он когда-либо снова заскучает. Единственной его проблемой был волчонок-подросток, которого, кажется, заклинило на нём, и он был уверен, что они со Стайлзом когда-нибудь вместе отправятся на свидание".
1055 слов- Какого хрена ты, по-твоему, делаешь?! - закричал Стайлз, прежде чем вклиниться между последней гарпией и молодым волчонком, который только что выбежал на поляну. - Беги! - приказала Стайлз, но у волка, кажется, были свои собственные планы, и вместо побега он попытался отодвинуть Стайлза, и, возможно, у него бы получилось, будь Стайлз обычным человеком. Как бы то ни было, его настойчивые дёрганья отвлекли Стайлза в достаточной степени, чтобы он почти пропустил следующую атаку гарпии. - Пригнись, идиот! - он заставил подростка наклониться и отодвинуться одной рукой, а второй наколдовал шар синего огня, отправив в сторону зверя, но недостаточно быстро для того, чтобы существо не успело разодрать его плечо когтями. Ещё двумя заклинаниями, посланными быстро и последовательно, Стайлз убедился, что гарпия никогда больше не сможет никого ранить. Убедился, что в ней не осталось ни капли жизни, прежде чем он обернулся к волку. - Мелюзга, ты что, ума лишился?! Заняться тебе, что ли, нечем, кроме как в чужие схватки лезть?! Ты мог пораниться. Или нас обоих могли убить. Паренёк просто сидел на земле и пялился на Питера, абсолютно равнодушный и притом непримиримый. Возможно, правда, что в его глазах на самом деле плескалось благоговение, но Стайлз был слишком зол на него, чтобы заметить. Чёртовы подростки. Когда оборотень не ответил, Стайлз вздохнул и повёл плечами, чтобы сбросить напряжение. И как раз получить напоминание о том, что когти гарпии вспороли кожу на его плече. Рукав его рубашки был порван и испачкан кровью, но рана была не глубокой. Ничего такого, что не смогло бы исцелиться через час или два при использовании его слюны. Хотя шипение, которое он издал от боли, когда коснулся царапин, кажется, заставило паренька пошевелиться. - Мне казалось, у тебя проблемы с гарпиями, - сказал он Стайлзу. - Я собирался спасти тебя. И я не "мелюзга", я - Питер, и мне почти семнадцать. Стайлз закатил глаза. - Что ж, Питер. Я ценю твой порыв, но в следующий раз держись подальше. У меня всё было под контролем. - Неужели? - тот уставился на истекавшую кровью рану на плече. - Это целиком и полностью твоя вина, - Стайлз одарил его мрачным взглядом. Мальчишка только пожал плечами, но, кажется, всё же немного поумерил пыл. Хорошо. Стайлз посмотрел на полуобгоревшие туши, мусором валявшиеся на лесной земле. Возможно, он мог бы заставить волка хотя бы похоронить их. Впрочем, для начала... - Я полагаю, ты - Хейл? Питер глянул на него с опаской, прежде чем ответить. - Да, а что? - Я - Стайлз. Дитон послал меня помочь вам разобраться с пернатой проблемой. Было бы замечательно, если бы ты отвёл меня к своей альфе, чтобы я сообщил ей, что дело сделано.
--
Стайлз был своего рода аномалией. Мало того, что он был достаточно молод, когда стал полноправным друидом, он также являлся советником без стаи. Не то чтобы ему никогда не предлагали занять вакансию там или здесь. Просто долгое время он считал себя слишком юным, чтобы оседать в одном месте на всю оставшуюся жизнь. А также он не нашёл кого-то, кто подходил бы ему и давал столько свободы, сколько ему требовалось. Так что он позволял Дитону - мужчине, который помог ему с возрастающей силой и обучил - слать его то на одно задание, то на другое в тех случаях, когда не хотел отправляться куда-то сам. Теперь, когда Стайлзу почти тридцать, он считал, что Бикон-Хиллз - такое же неплохое место, где можно осесть, как и все прочие. Хейлы были стабильной и могущественной стаей, их альфа, кажется, была очарована его силами и болтовнёй, и в самом центре их территории располагался довольной могущественный Неметон, так что Стайлз сомневался, что он когда-либо снова заскучает. Единственной его проблемой был волчонок-подросток, которого, кажется, заклинило на нём, и он был уверен, что они со Стайлзом когда-нибудь вместе отправятся на свидание.
--
- Это всего лишь справедливое предложение. Я действительно помог тебе с гарпией. - Я лишился своей любимой рубашки из-за твоего вмешательства. - Это была клетка, так что я оказал миру услугу. - Я не думаю, что это лучший способ получить от кого-то приглашение на свидание, Питер.
--
Несмотря на своё поведение, Стайлз был польщён. Даже при том, что Питер безрассудно пытался соблазнить Стайлза и залезть ему в штаны, он был на самом деле умён. С острым умом и хитростью, с чувством юмора, которое подходило оному Стайлза. Он был привлекательной, но саркастичной и манипулятивной маленькой скотиной. Но даже учитывая, что Стайлз в целом привязался к нему и не всегда возражал против его компании, Питеру всё ещё было семнадцать, и он был несовершеннолетним. И Стайлз был старше его больше, чем на десять лет.
--
- Ты должен найти кого-то своего возраста, Питер. Я слишком взрослый для тебя. - Десять лет - не такая уж большая разница. - Ты скоро в колледж поступишь. Ты встретишь там множество людей. Найдёшь кучу девчонок и мальчишек твоего возраста, которые подойдут тебе куда больше. - Может быть. Может быть, так и будет. Но, Стайлз, я хочу тебя. Ты подходишь мне больше всех. - Питер. - Знаешь, несмотря на то, что ты говоришь мне "нет", ты никогда не говорил мне, что не хочешь меня или что я тебе не нравлюсь. - Это не значит, что мы когда-нибудь будем вместе. - Нет, но это всё, что мне нужно, чтобы продолжать пытаться. Я слишком очарователен, чтобы ты продолжал отказывать мне.
--
И он был прав, эта маленькая нахальная скотина. Он был слишком очаровательным, слишком безрассудным и соблазнительным, и у него было слишком много огня внутри, чтобы Стайлз действительно смог сдержать данное себе слово. Его тянуло к Питеру, потому что, несмотря на то, что тот был младше, он по-прежнему заставлял Стайлза стараться изо всех сил, выкладываться на полную катушку. Он бросал ему вызов, подходил ему идеально, до полного совпадения паззла в выемках и выпуклых деталях. Это правда, что чаще Стайлз брал верх, но Питер только становился умнее со временем. Что только ещё больше угрожало самоконтролю Стайлза. Впрочем, помогало то, что семьёй Питера были оборотни и что Питер никогда не прятал свой интерес. Что Стайлз продолжал говорить "нет", неважно, как тяжело ему это давалось в течение тех месяцев, что он проводил в качестве советника семьи Хейлов, всё больше привязываясь ко всей стае. Это настолько помогло, что в день восемнадцатого Дня Рожденья Питера, когда Стайлз протянул ему подарок и подкрепил его, к радостному удивлению волка, мягким, целомудренным поцелуем, всё, что им досталось: закатывание глаз от альфы, матери Питера, и фальшивые потуги кузины Питера проблеваться на заднем фоне. Возможно, это было действительно хорошим местом, где ему следовало быть.
"Маленький монстр". Оригинал. "Питер ревнует, потому что думает, что Стайлзу нравится Дерек".
226 словОтвратительный, зелёный монстр сжирал его изнутри. Он свернулся клубком у него в груди и тянул к земле, когда Дерек наклонялся, чтобы посмотреть, что читал Стайлз. Он царапал ему глаза, когда Питер видел, как они вместе обменивались колкостями и продумывали план. Он заставлял его рычать, когда Стайлз разваливался на Дереке на диване, когда они касались. В те дни между ними было столько приятного притяжения. Лёгкости и понимания, нежности. Искра, щепотка специи в воздухе. Стайлз был бы хорошим вариантом для Дерека, Питер знал это. Он бы вытащил на свет всё самое лучшее, что есть в Дереке, и дополнял его каждым словом. Заставил бы его расти над собой. Но рядом с Питером Стайлз бы расцвёл. Искра между ними выудила из-под земли ранее глубоко зарытые таланты и силы. Питер заставлял бы его стараться изо всех сил, был бы испытанием, вызовом, который требовался Стайлзу. Он научил бы Стайлза, позволил бы ему почувствовать мир: во всей его красе и медном привкусе на языке. Однажды он сказал об этом Стайлзу. В ту ночь, когда они вдвоём занимались исследованиями. Когда провели часы за одной и той же картой, делились книгами. Когда Стайлз сделал Питеру кофе, а потом сам же его и стащил. После этого Питер слизал с чужих губ вкус собственных слов. Он рассказал ему всё, но обошёлся меньшим количеством слов, в по-особенному сформулированных предложениях. Завуалированно, полуправдой, но никогда - ложью. Обещаниями.
403 слова- Стайлз, - позвал Питер. - Стайлз, остановись. Но Стайлз, казалось, не слышал его. Он маршировал вперёд, ноги передвигали его неестественно прямое тело. После многих лет тренировок и жизни с волками Стайлз начал двигаться с невероятно привлекательным изяществом, в каждом его шаге сквозила уверенность. Но сейчас всё это исчезло, ушло, энергия, обычно волнами исходившая от него, заглохла, притупилась, словно всю жизнь из него высосали. Питер не мог видеть его лицо, но он знал, что глаза Стайлза были затуманены. Так близки к мёртвым. Питер дёрнулся в цепях, но это не дало никакого результата. Металл даже и не подумал поддаться, когда Питер потянул изо всех сил. Грёбанные фейри и их усиленные чарами кандалы. И их гипноз, способный превратить человека в раба. - Стайлз! - позвал он снова. - Избавься от этого, чёрт побери! Они даже не должны были находиться здесь, в этом лесу. Сегодня была очередь Скотта патрулировать, но у него были планы, он собирался на свидание и своими большими щенячьими глазками воздействовал на Стайлза. А Стайлз, как следствие, убедил Питера присоединиться к нему, пообещав потом исполнить несколько неприличных фантазий. Что, конечно же, привело к столкновению с группой голодных фейри, жаждущих человеческой плоти. Питер не мог слышать их песни, не знал, какими словами они заманивали Стайлза в ловушку. Всё, что он знал, так это то, что фейри любили играть со своей едой и были счастливы, что Стайлз собирается сервировать сам себя в качестве главного блюда. Специально для него они выставили большую серебряную тарелку и держали наготове множество разделочных ножей. И они хотели, чтобы Питер наблюдал за пиршеством. - Стайлз, идиот, не слушай их! Никогда не слушай! Ничего. Ни его крики, ни попытки выбраться не произвели нужного эффекта, и Питер начинал отчаиваться. А с отчаяньем пришла ярость, потому что он абсолютно точно отказывался позволить кому-то забрать то, что принадлежало ему. Никогда больше. Он в бешенстве зарычал, и звук заставил цепи вибрировать. Стайлз споткнулся. Питер зарычал снова, и Стайлз плюхнулся на землю. Казалось, Питер, наконец, смог заглушить фейри. Стайлз моргнул, озадаченно оглядываясь, но затем поднялся на ноги, когда понял, где находится. Он медленно отступил от разъярённых фейри и подошёл ближе к Питеру. - Питер? - спросил он. Стайлз остановился около него, схватил ветку и приготовился к атаке. Они были в меньшинстве, в явно невыгодном положении, учитывая, что Питер ещё и был прикован. Но никогда прежде Питер не чувствовал такого облегчения, увидев эти тёплые янтарные глаза, направленные прямо на него. Вдали раздался знакомый вой. Кавалерия была уже в пути.
Название: Feathers Автор:Св. Иоанн Уотсон Фандом: Zankyou no terror Жанр: AU, angst, пре-серии Персонажи: Найн, Твелв, Файв (в одном предложении) Рейтинг: G Размер: ~1800 слов Предупреждения: Возможен OOC. Авторские представления о том, как Твелв видит голос Найна. Возможное AU относительно прошлого. Упоминание смерти неосновных персонажей. От автора: для моего прекрасного вампир!Джима :з Источники вдохновляющих гифок под писаниной: раз, два, три.
Читать дальше?..Твелву кажется, что он бежит, даже когда бежать уже и не надо. От работников станции. От учредителей проекта “Афина”. От бдительной полиции. От самого себя. Всё его существо, всё, чем он является, бежит, даже когда он лежит на кровати и пытается заснуть. - Найн? – зовёт он, повернув голову вправо, в тишине слыша, как шуршит под головой подушка. Тот отзывается невнятным мычанием. - Можно в следующий раз мы поживём на крыше? – Твелв мечтательно улыбается, представляя, как будет выходить подышать свежим воздухом, а крыша будет устлана перьями гулявших по ней и пролетавших мимо птиц. Небо такое красивое… Он бы тоже хотел взлететь. - Исключено, - даже в темноте Твелв не то что видит – чувствует – как Найн пытается нашарить очки и посмотреть на него этим взглядом, полным укоризны. Например, как когда Твелв ляпал что-нибудь про любовь или врал, что будет осторожен. Что не наделает глупостей. Он всегда делал глупости. Ему нравилось их делать, потому что так поступали обычные люди. Не такие, как он. Не такие, как Найн. Не такие, как все дети с того проклятого объекта, который, кажется, и определил всю их дальнейшую судьбу. - С крыши очень мало путей отхода, - бросив искать очки, продолжает объяснять Найн. – А что, если нас поймают? Вопрос, преследовавший их уже около десятка лет. “А что, если нас поймают?..” Каждым своим словом Найн призывает его к благоразумию. А Твелв не хочет благоразумия. Он не хочет просчитывать свои действия на пять шагов вперёд, при этом учитывая миллион вероятностей. Например, если его одного узнают и поймают. Если он сломает ногу и на месяц застрянет с самодельным гипсом, потому что в больницу им никак нельзя. Если на Японию упадёт метеорит, потому что он неправильно прочитает название блюда в забегаловке за углом. Если, если, если… Твелв не хочет бунтовать. Ему просто нужно немного свободы. Что им останется после того, как они завершат свою миссию? - Смотря с какой крыши… - коварно, с намёком на вызов тянет он, прикрывая глаза, как будто здесь недостаточно темно. Как будто только с закрытыми глазами можно мечтать по-настоящему. Найн издаёт звук, состоящий из чистого скепсиса процентов на девяносто пять. Что-то вроде “Ну да, в твоей-то голове полно идеальных крыш, где можно пожить, не сомневаюсь, что там ещё и бассейн самоочищающийся”.
Твелву нравится голос Найна. Он – тёмно-синий, цвета моря, и такой же глубокий. Накатывает волнами, успокаивает. Когда голос звучит резко, по поверхности воды расходятся круги, словно кто-то кинул камень. Но потом снова воцаряется ледяное спокойствие. Твелву хочется попросить, чтобы Найн говорил ещё и ещё, но тот не любит болтать без дела и рассказывать сказки. Которых Твелву как будто не хватает ещё с детских лет. Они не были детьми. Их никогда не воспринимали как детей. Как объектов для изучения, лабораторных крыс, эволюционировавших обезьянок. Твоё следующее задание: нажать на кнопочку. Твоё следующее задание: съесть обед. Твоё следующее задание: устроить поджог в здании и использовать свой единственный шанс, чтобы вырваться на свободу. Сбежать за пределы решётки с колючей проволокой. Потрогать птиц своими руками, а не просто посмотреть на них в книжках. Твелв хочет спросить, что с ними будет, когда всё закончится. Но что-то подсказывает ему, что он на самом деле совсем не хочет слышать правдивый ответ на этот вопрос. Разве что, ещё одну не рассказанную Найном сказку.
--
Твелв не глуп, нет. Но он ужасающе наивен. Найну до сих пор кажется это немного странным. В какой-то степени даже загадочным. Ведь они росли на одном и том же объекте. Всем вдалбливали одно и то же: любви нет, надеяться не на что. Твелв выглядел – да и сейчас выглядит – младше него. Значит, это должно было лучше запомниться, лучше, прочнее вбиться в голову. И, тем не менее… Именно Твелв подошёл к нему первый. Подсел, такой смешной, неуклюжий, со своими растрёпанными волосами и короткими босыми ножками, шлёпавшими по холодному кафельному полу, и сказал: - Привет, они назвали меня Твелв. Найн обязательно поправил бы очки с умным видом, если бы они у него были. Но зрение тогда ещё не испортилось, и умный вид пришлось строить без очков: - Я знаю. Найн никогда не стремился к образованию связей. И, даже если это желание хоть ненадолго появлялось, потом оно исчезло полностью, иссякло, умерло. Потому что он видел, как другие дети умирали один за другим. Девочки, мальчики, старше, младше. Кто-то сходил с ума. Держался за голову и кричал, беспрестанно кричал, сжавшись в углу. Кто-то заболевал, и их отселяли от остальных, а потом они не возвращались. На поросшем травой дворе становилось всё больше грубых, вбитых в землю досок с коряво вырезанными цифрами. Два. Семнадцать. Двадцать один. Четырнадцать. Пятнадцать. Три. Со смертью сложно примириться, но больше всего почему-то пугало не это. Больше всего он с ужасом ждал, когда ко всем этим числам присоединится и Твелв. Он казался таким маленьким, хрупким. Его тело просто не могло выдержать нагрузку препарата. Найну хотелось схватить его лицо и зарисовать, запомнить каждую черту. Чтобы он как можно дольше оставался в памяти человеком, живым ребёнком, а не номером. Но прошла пара лет, коридоры и спальни стали ужасающе пустыми, а Твелв продолжал улыбаться, хватать за руку и бегать с ним по коридорам. Им не мешали играть и не разлучали их. Эту часть детства у них решили не отнимать. Если дети лучше работают в паре, то что в этом плохого? Общие показатели превышают даже самые большие ожидания – и то хорошо. А потом они сбежали, и, да, Найн хотел этого, но поначалу совершенно растерялся. Годы в изоляции заставили его чувствовать себя неуютно на таком огромном открытом пространстве. Что теперь делать? Куда идти? О чём позаботиться в первую очередь? Твелв и тут подсказал. Дёрнув за рукав длинной больничной пижамы, он протянул: - Есть хочу. И Найн понял две вещи: для начала им надо переодеться. Поскольку они привлекали слишком много внимания. Дети в больничных халатах вызовут подозрение, заставят заволноваться. Не исключено, что вскоре может подойти кто-то и спросить, не потерялись ли они. Где их родители. Почему они в таком виде. А после еды надо будет сразу же позаботиться о жилье. Там, где никого не удивит, что такие маленькие мальчики решили провести время в одиночестве. Там, где полиция не захочет отвести их в участок до выяснения обстоятельств, а потом их вернут в равнодушные руки учёных. Твелв уплетал дешёвый бургер в хрустящей упаковке с таким аппетитом, словно не ел с месяц. Они вымыли руки, испачканные кровью после колючей проволоки, но раны всё равно остались. И Твелв цеплялся, как за последнюю еду в своей жизни, а ещё болтал, сидя на стуле, опухшими после самого большого забега в их жизни ногами. С тех пор прошло больше десяти лет, а для Найна до сих пор загадка, откуда берётся эта жизнерадостность. Откуда, с их-то перспективами на будущее? С их одиночеством среди всей этой толпы серых, невзрачных людей? Твелв смеётся в темноте, и, если бы Найн тоже был синестетиком, он сказал бы, что этот звук – жёлтого цвета. Не бледного, а насыщенного, тёплого. Возможно, с каплей рыжего. Как солнечные лучи.
--
Твелву тяжело усидеть на одном месте, но он старается, вцепившись пальцами в вертящийся поскрипывающий табурет и наблюдая за тем, как Найн взламывает очередную систему, чтобы добиться для них доступа в следующую точку на пути к великой цели. На самом деле вопрос звучит не как “А что, если нас поймают?”, а как “А что, если нас поймают раньше времени?” Они, без имён и семьи, без роду и племени, придумали весь этот гениальный план с чрезвычайно эгоистичными целями и жили им. Дышали. Ощущали на кончиках пальцев вместо пыли, когда проводили ими по покосившимся полкам в заброшенных комнатах. Найн предложил “Hefnd”, но Твелв замотал головой. Конечно, скорее всего, их запомнят как злодеев. Но… - Если сделать упор на месть, всё это будет о них, не о нас, понимаешь? – объясняет он, продолжая улыбаться, но сердце колотится в груди, и он понимает, насколько это важно. Насколько это важно – показать Найну, что дело не в мести. Ведь объект не сломал их. Определил их дальнейшее существование – да. Сделал из них послушных марионеток, сломил волю и отнял чувства – нет. Ведь они свободны. Могут гулять везде и всюду, есть, что хотят, рисовать, петь, жить. Вот что важно показать. Что есть надежда. Именно она помогла им выбраться, стать свободными. Именно она ещё есть у других. Вот что объединяет их с миром. Вот что должно запомниться, остаться у других в голове и сердце. Он переводит дыхание, и глаза его горят. На секунду ему кажется, что Найн обзовёт его романтичным идиотом, безнадёжным оптимистом. Тот смотрит очень долго, словно действительно всерьёз обдумывая это предложение. А потом только поправляет очки и кивает. Твелв, будто сдававший экзамен и получивший высшую оценку, позволяет себе наконец снова начать дышать, а потом вскрикивает довольно и кидается обнять. В одно космически невозможное мгновение на лице Найна появляется намёк на улыбку, а потом он отпихивает Твелва и говорит, что ему надо работать дальше. Твелв поднимает руки в примирительном жесте, бормочет: “Всё-всё, не мешаю” – и, пританцовывая, ускользает на улицу, чтобы купить какой-нибудь безалкогольный коктейль и отпраздновать свою маленькую победу.
--
Оставшись в одиночестве, Найн только закатывает глаза. “Von” короче, чем “Hefnd”, и, даже несмотря на утверждения, будто убить и забыть нельзя именно идею, он уверен, что в итоге запомнят больше их, чем посыл. Неисправимый, безнадёжный романтик… Найн почти никогда не отказывает Твелву. За исключением тех случаев, когда что-то требует немедленного решения, он действительно соглашается на разного рода уступки. Хоть им и положено не светиться, ближе часам к трём он выходит с Твелвом на улицу, во двор, и пинает мяч. Как нормальный подросток. В джинсах и футболке, без перчаток, руками, на которых уже зажили следы, ловит, не давая попасть в ворота. Не давая ускользнуть дальше. Твелв издаёт разочарованный стон и тут же несётся в атаку, пытаясь обманными манёврами забрать мяч обратно. По возвращении он первым рвётся в душ, а Найн только утирает пот со лба и выдыхает, обрушившись на диван. Будто с самого начала сроднившийся с техникой, он может похвастаться ловкостью пальцев, но не спортивной фигурой в целом. Собрать из стареньких разрозненных деталей компьютер? Запросто. Смастерить бомбу? Почему бы и нет? Футбол? О, нет, пожалуйста, только не это. Найн практически ненавидит бегать. Отчасти это напоминает ему о прятках с Файв, отчасти о том, как они неслись прочь от горящего здания, а потом от забора с колючей проволокой, а потом… Им с Твелвом приходилось много бегать, и в этом было что-то от трусости, хотя про себя, конечно, упорно хотелось назвать это тактическим отступлением. Не так позорно. Не так низко. Не так сильно отдавало страхом.
Через несколько месяцев они заселяются в очередное место, которое никогда не станет для них домом, и бросают на пол сумки. Твелв косится в сторону одной конкретной двери, не в силах поверить, оборачивается и смотрит на Найна. Глаза его снова горят, а с губ так и не слетает: “Правда? Правда?!” Найн не может удержаться и улыбается, ограничиваясь, тем не менее, одним только кивком. Твелв срывается с места и распахивает дверь, выскакивая наружу, пуская в пыльное помещение ещё несколько лучей солнца. Немного подождав, Найн выходит следом и смотрит, как счастливый Твелв кружится на крыше, раскинув руки. Белые птичьи перья, наперекор всем законам логики и физики, взмывают вверх. - Спасибо, Найн, спасибо! – остановившись и чуть пошатнувшись, поймав его взглядом, благодарит Твелв. Он так счастлив, что срывается на шёпот. – Так здорово… И Найн, глядя на крыши других домов через решётку ржавого ограждения, довольно щурясь, на мгновение даже хочет верить в светлое будущее.
Мой дорогой друг опрометчиво поделился со мной ссылкой на steter-соо в ВК. . . . *дьявольский смех* Не в обиду человечеству будет сказано, но я знаю, как это бывает: в один момент ты наслаждаешься клёвыми вещами, собранными в одном месте, а потом люди исчезают вместе с целыми дневниками и пабликами после истерического срыва или не поделённых после развода тапочек. Так что тащу к себе. Но и ссылки, конечно, тоже оставлю.
- Мистер Хейл, это наш новый интерн, Стайлз. - Наш босс хуже Сатаны. - Не знаю, мне кажется, он весьма горяч. - Вы шутите, что ли?! - Это наш босс? - Не залей себя слюнями, Стайлз. SMS: Мистер Стилински, мне нужна ваша помощь: у меня сломался принтер. SMS: Кажется, я только что прочитал худший booty call* в своей жизни... SMS: У тебя есть пять минут, нахальный юнец.
* Booty call - это телефонный звонок формальной девушке или парню (обычно поздно в пятницу или в субботу вечером), когда вы делаете вид, что хотите пообщаться, но имеете при этом единственную цель- встретиться с ним (ней) для секса.
Посмотреть тут— Сынок, ты же знаешь, что так будет лучше, - Джон с волнением передёрнул плечами, оборачиваясь к сыну, который тащился сзади, с безумной неохотой переставляя ноги, - Ты же знаешь? — Да, папа, конечно, я знаю, - юноша тихо выдыхает, забирая у мужчины рюкзак со скудным набором вещей, который, конечно же, отберут, Стайлз много прочёл про заведения подобного толка. — Тот голос и видения…это не правильно, сын, с этим нужно справится.. — Пап, перестань, я знаю..
Название: Can't stop running away Автор:Св. Иоанн Уотсон Фандом: Teen Wolf Жанр: AU, angst Персонажи: Крис Арджент, Питер Хейл (и его родня) Рейтинг: R Размер: ~6200 слов Предупреждения: Здесь возможен OOC всех, кто входит в графу "Персонажи", и AU относительно почти всего, что вы знаете по канону. Разница в возрасте между персонажами, но педофилии нет, расслабьтесь. От автора: Для Капитан Вчера. Спасибо тебе за заявку, она шикарна, как тысяча рассветов, и вдохновила меня настолько, что рассказ получился больше, чем моё самое любимое собственное творчество по этому фандому (а именно "Волчьи следы"). Вместо красивого порно я увлеклась росписью чаепития и всунула в конце ангст. Искренне прошу у тебя прощения за это. Советую Requiem Mass in D minor - Lacrimosa от Моцарта, ибо в фике фигурируют слова из этой части, и в два определённых момента Питер намекает именно на неё. Также спасибо вот этому видео: Peter/Chris || 9 Crimes. Оно тоже в какой-то момент мне очень помогало. Как и всякая совершенно не относящаяся к делу фигня. Спасибо песне NIN - Closer, ибо она - вечный источник вдохновения для высокорейтинговых сцен и нужного настроя. Изначальный вариант названия фика был "Слабоумие и отвага" x) Потом - "It's the wrong kind of place". Не уверена, насколько подходит "Can't stop running away", но здесь фантазия мне уже окончательно отказала. Наверное, я хотела сказать что-то ещё, но уже забыла. Наслаждайтесь, если сможете =]
Стандартное предупреждение автора: вы рискуетеПитер – прогрессивный человек (ну, не совсем человек, но это, право слово, мелочи) и придерживается мнения, что каждый вкладывает в общие понятия что-то своё, а потому определения и границы всегда немного расплываются. Но, даже несмотря на это, ни в одном из извращённых вариантов он не может назвать себя благоразумным. Потому что ни один благоразумный волк не полезет сам в охотничье логово, где ловушки на каждом шагу, а со стен свисают ещё не набитые ватой, однако уже выпотрошенные, освобождённые от внутренностей туши убитых зверей. Но колющий страх смешивается со щекочущими нотками предвкушения и губительными – любопытства, и сопротивляться никак не удаётся. Эта смесь горчит на языке и заставляет кровь бурлить, а разум – затуманиваться. Разве можно винить Питера в том, что у него не получается противостоять этому? Словно загипнотизированный, тянется он к дому, от которого веет одиночеством и опасностью. Ещё одно крайне заманчивое сочетание.
Питер возвращается в Бикон-Хиллз с лёгкой опаской: самой младшей племяннице семь с половиной, а это значит, что в скором времени следует ожидать пополнения в стае. Наверное, Талию в детстве не раз уронили головой вниз или по случайности, не рассчитав расстояние от ребёнка на руках до дверного косяка, стукнули макушкой о различные предметы и поверхности. Иной причины, по которой сестре каждые несколько лет, словно тикали женские часы, необходимо было забивать дом под завязку своими детьми, он не видит. Ему лично хватило гиперактивной Лоры. Но потом появился хмурый, вечно недовольный Дерек, а затем – крикливая, но в некоторые моменты словно уходившая в себя и вдумчивая Кора. И, естественно, все они нуждались во внимании дяди. В четвёртый День Рожденья Коры, когда все дети отправляются по кроватям, в кругу взрослых Питер заявляет, что покончит жизнь самоубийством, если у него появится четвёртый племянник. Серьёзно. В их доме уже тринадцать особей, и не все, конечно, волки, но сильно легче ситуация от этого не становится. Между тем, дом нерезиновый, и он не подписывался на роль няни. Ему вообще-то скоро в университет, там не слушают оправдания типа “Мой плохо контролирующий себя племянник, надувшись на то, что я не стал смотреть с ним “Черепашек ниндзя”, сожрал мой доклад”. Талия поджимает губы и смотрит на него так, словно он – приёмный ребёнок-еврей, за столом в арийской семье посмевший открыто раскритиковать и поставить под сомнение взгляды Гитлера. Питер закатывает глаза: что за семья, где ты даже не можешь честно высказать своё мнение? К тому же, за несколько лет - Бикон-Хиллзский детский сад и Бикон-Хиллзская школа, от младшей до старшей - он изучил город вдоль и поперёк. И если только туда за каким-то фигом внезапно не перекатили самый большой моток бечёвки в мире или не установили другую глупую достопримечательность, ожидать скопления новых интересных лиц тоже не стоило. А значит, у него где-то около двух месяцев, в которые он даже не сможет найти оправдание, чтобы сбежать из переполненного, насквозь провонявшего волчатиной дома. Но – о, счастье! – Питер ошибается. Едва он переступает порог дома, к нему бросается Лора, обнимает и возбуждённо шепчет: - В городе охотник, охотник! Мама и папа говорили об этом вчера за ужином! И ещё… Лора говорит, что охотник приехал в мае, и от него за километр разит порохом и аконитом. Благоразумие? К чёрту его. Глаза Питера вспыхивают голубым. Талия, конечно, пытается промыть ему мозги. Предостеречь. Прочитать лекцию. Став альфой, она уверяется в том, что стала ещё и всеобщей мамашей. Женские инстинкты по-прежнему играют и развиваются вместе с детьми. Только вот она забывает, что прошла двадцать первая весна Питера, и он теперь свободен, как в поле ветер, и совершеннолетен для каждого уголка планеты. Даже мать, будь она жива, не смогла бы повлиять на него. Если Талия думает, что у неё больше авторитета, чем у матери, только потому, что она может включить инфракрасную подсветку у радужки глаз, то она сильно ошибается. В конце концов, за кого она его принимает? Он не собирается приглашать охотника на ужин и просить остаться с детьми, пока сам будет шастать по клубам в поисках удовольствий. Прежде чем подобраться поближе, Питер собирает любую информацию, которую может получить, даже слухи. Охотника зовут Кристофер Арджент, он здесь проездом, буквально на пару месяцев. Довольно плох в социальном общении. Зарождающаяся седина в волосах и щетине и “выцветшие серые глаза”, практически дословная цитата впечатлительной домохозяйки миссис Уэлш, давно страдавшей от острого недостатка мужского внимания после смерти супруга. Миссис У. стоило бы писать женские романы, чтобы хоть куда-то девать нерастраченную энергию любви. Питер приходит к двери Арджента с пирогом собственного приготовления. Да-да, собственного, именно поэтому он немного кособокий, но зато вкусно пахнет вишней. Сестра ясно дала понять, что не пойдёт на контакт с охотником, а кулинар из него так себе, ибо на первом месте стояли совсем другие вещи сначала. Это девочкам нужно было уметь готовить, чтобы завоёвывать сердца мальчиков. Питеру же следовало окончить университет и начать, наконец, зарабатывать. Желательно при первой же возможности съехав из дома, который пока так и не стал резиновым, а Талия, меж тем, всё ещё достаточно молода, чтобы обеспечивать стаю наследниками и наследницами ещё несколько следующих долгих и счастливых лет. Естественно, ни для одного жителя волчьего дома не осталось секретом, что Питер делал выпечку. Дети, несмотря на предостережение, хотели залезть в духовку чуть ли не целиком и попробовать хоть кусочек. Разумеется, ведь это готовил дядя Питер! Если бы готовила мама, это было бы привычно. Но его стряпню жаждали оценить практически все. И, естественно – естественно! – все хотели знать, для кого. Каждый раз приходилось изобретать кого-то нового, но потом Питеру надоело, и он отвечал, что бабушке. Любопытная племянница, вертевшаяся поблизости и дававшая советы, хотя сама умела готовить только яичницу, и то подгорелую, фыркнула: - Твоя бабушка умерла. - Твоя тоже, но ты же ходишь к ней на могилу и кладёшь цветы. Разговариваешь с её фотографией. Зачем? Она ведь всё равно тебя не услышит. - Мама сказала, так надо, - Лора замялась, отвела взгляд. Питер пожал плечами: - А я вот хочу дать бабушке пирог. Просто так. - Брехня, - проходя мимо, весомо заметил Дерек, так ни с кем и не подружившийся за очередной прошедший год в школе, и скрылся на улице. Питер закатил глаза: ох уж эта семья. Посворачивал бы шеи половине, вторую утопив, как котят нерезаных. Нажав на звонок, Питер держит в руках всё ещё тёплую тарелку с пирогом, накрытым пищевой плёнкой, и репетирует добродушную улыбку обычного соседа. Ждать приходится довольно долго, Питеру кажется, что он слышит до боли знакомый щелчок предохранителя, но продолжает храбро стоять за дверью. От одного выстрела в ту же секунду он не умрёт, даже если аконитом, а соседи потом подтвердят, что он даже не успел достать болтовнёй или чем похлеще, безумный хозяин просто пальнул без предупреждения. Таких людей надо держать в специальных лечебницах и позволять гулять только по прилегающей территории. Раз в месяц, не больше. Но затем открывается дверь, он всё ещё жив, цел, орёл, в руках у него пирог, а на лице – улыбка Чеширского кота. Собственный День Рожденья он не стал бы праздновать с такой охотой, как появление нового жильца в давно опостылевшем городе. - Здравствуйте, мистер Арджент. Я – Питер. Питер Хейл. Наша семья живёт в доме в самом сердце городского заповедника. Только я приехал с университета, как услышал про вас, решил поздравить с новосельем. От Криса действительно несёт аконитом и порохом, а ещё дымом и чем-то травяным. Запах кожи совершенно особенный, сводит с ума. Крис трёт ладонью шею, будто ему неловко, хмурится растерянно, глядя то на пирог, то на улыбающееся лицо. - Это… очень приятно. Питер. Кажется, до этого ко мне заходила только миссис Уэлш, и я побоялся есть её пирожные, потому что… - Я понимаю, - теперь у Питера смеются даже глаза, он кивает. – Я бы тоже побоялся. Крис в узких джинсах и свободной футболке, волосы немного взъерошены, как будто он только что спал, хотя на часах уже три после полудня. Питер находит это милым и хочет рассмеяться. Перед ним стоит угроза. Угроза, выглядящая на сорок с чем-то, а значит, в два раза старше. Минимум. И он. Считает. Это. Милым. Адекватность? Нет, не слышал. - Не подумайте, что я навязываюсь, - “потому что именно это я и делаю”, - но вы не пригласите меня на чашку чая? - Ты знаешь, у меня… неубрано тут, - Крис морщится, словно это причиняет ему физический дискомфорт. – Некоторые коробки с въезда так и не распаковал. - Но одна табуретка, кружка, ложка и блюдце у вас ведь найдутся? – Питер по-прежнему не напирает. Пока что именно просит, исключительно словами, контролируя тело, не подаваясь вперёд и не сверкая глазами. – Мне много не надо, мистер Арджент. - Крис. Ради всего святого, Питер, просто Крис. Мистер Арджент – мой отец, и я рад, что мы с ним нынче по разным городам, - тот массирует себе виски, будто упоминание семьи вызывает головную боль, и, кажется, с неохотой, но всё же отступает, позволяя зайти внутрь. Для холостяка в доме слишком прибрано, но кольца на пальце у Криса нет. Так же, как и ничего удивительного в порядке: у охотников всё чётко и по полочкам. К тому же, Крис часто переезжает, что следует из его стандартной отговорки “буквально на пару месяцев”. Поэтому на стенах нет картин, призванных украшать помещение, а по каждой поверхности не расставлены фотографии с семьёй и друзьями. Разительное отличие от переполненного подобными мелочами волчьего дома. От этого кажется, что здесь больше пространства, и Питер позволяет себе втянуть носом воздух от счастья, наслаждаясь этой свободой, возможностью раскинуть руки в стороны и при этом не заехать кому-нибудь из многочисленных родственников в лицо. Всегда ведь кто-нибудь подвернётся под руку или будет проходить мимо. Признаться честно, он совсем не так себе всё представлял по мере взросления. Реальность оказалась жестокой штукой, как о ней и говорили, растоптав его счастливые мечты. В семье ходила поговорка: “Если ты ни разу не думал о том, чтобы выгнать всех из дома и хотя бы пять минут посидеть в полной тишине и одиночестве, ты не Хейл”. Так оно, в общем-то, и есть. Питер до сих пор завидует любому, у кого в семье не больше четырёх человек. Не то чтобы он не подвержен атакам родственной любви, но с каждым разом эти позорные приступы случаются всё реже, уступая место мечтам о работе, где можно будет и есть, и спать. Приделать к личному кабинету ещё и личную спальню, и дело в шляпе. А про всех остальных при случае врать, что просто однофамильцы. Охотник спокойно и скупо, без лишних движений, заваривает чай. Если у него где-то и есть коробки, то точно не на кухне, где уже стоят два стула и отличный стол. Стены усыпаны висячими шкафчиками, плита настолько чистая, что даже блестит. При взгляде на всё это великолепие даже не верится, что здесь кто-то живёт, причём аж с мая-месяца. Эту кухню можно фотографировать хоть сейчас и отправлять на обложку специального журнала. С которой, возможно, её и перенесли чудом в реальный мир до этого. - Чем ты занимаешься, Крис? – сделав глоток зелёного чая с запахом трав, беспечно интересуется Питер. Это нормальный вопрос, никакой подоплёки, что вы. - Поставками оружия для правоохранительных органов, - судя по тону, этот вопрос охотник слышит далеко не в первый раз, а потому ответ заучен наизусть. Никаких двусмысленностей. Вполне легальная деятельность. Только вот Питер чувствует запах аконита, идущий откуда-то сверху, вероятно, из спальни, где под кроватью находится непримечательная чёрная сумка с необходимым инвентарём. В возрасте Криса даже ответ “охота” в качестве обозначения хобби будет звучать безобиднее некуда. Кто не любит время от времени подстрелить пару белок или зайцев, м? Настоящее мужское дело. - А у тебя какие планы на будущее? – Крис вытаскивает из подставки нож, чтобы поделить пирог на части, и Питер обмирает от страха и какого-то странного предвкушения. Словно охотник уже обо всём догадался по паре фраз, по манере поведения, по не вовремя проскользнувшему блеску в глазах и сейчас вместо выпечки покромсает на части его. Даже не извинившись. Да и с какого чёрта? Маленький глупый волчонок сам попался в капкан, а потом ещё и прихромал к логову убийцы, надеясь, что тот снимет зубастую ловушку, вместо того чтобы покончить с его страданиями и пустить пулю в лоб. В этот момент на фоне бы играла драматическая классическая музыка. Например, знаменитый “Реквием” Моцарта.
Lacrimosa dies illa Qua resurget ex favilla Judicandus lupus reus.*
Всплеск эмоций вкупе с общим напряжением щекочет нервы. Питер облизывается, жалея, что не может словить эти ощущения в банку с дырками, словно жучка, спрятать, а потом любоваться в одиночестве в особые моменты. Он вспоминает, что ему задали вопрос, и отвечает, следя за тем, как легко нож входит в пирог, как солнечные лучи играют на остром предмете, проникая через окно в кухне. - О, я пока ещё студент. У моей семьи есть парочка-другая корпораций в крупных городах. Вот закончу обучение и уеду отсюда, устроюсь там. - А ты амбициозен, да? – Крис ухмыляется, чуть прищурившись, и Питеру чудится в его голосе одобрение. - Это ведь не порок, - он пожимает плечами, ласково улыбаясь. – Большинство человеческих инстинктов продиктовано эгоизмом. Заниматься сексом, чтобы продолжить собственный род. Спасти свою жизнь. Хотеть большего, чтобы найти удобное место под солнцем – это эгоистично, я не спорю, но, по-моему, довольно разумно. - Что ж, удачи тебе в этом, - хмыкает охотник и тянется к заднему карману джинсов. Затем чертыхается и почти отдёргивает руку. Питер мог бы закидать его предположениями. Мгновенно вспыхнувшими выводами и теориями в голове. Но он держит язык за зубами, не собираясь щеголять во всей красе в первый же день. На дворе июль, а мужчина пока не выглядит как готовый сорваться в любой момент. Значит, удовольствие можно растянуть. Насладиться возможностью блеснуть умом и пообщаться с человеком, который не зациклен на семье, карьере и девочках. Поскольку это, кажется, всё, что интересует его сверстников в университете. Питер дожидается, пока чай окончательно остынет, допивает и вежливо интересуется: - Ты не сильно занят, Крис? Можно я буду иногда заглядывать к тебе? А затем улыбается мягко, с оттенком извинения, потупив взгляд: - У меня две племянницы и один племянник, друзья со школы по отпускам или разъехались в другие города. Мне скучно, и у меня нет ни одного повода сбежать от малолетней оравы. Это мои последние каникулы, Крис, потом только отпуска во взрослой жизни, может, даже самооплачиваемые. Спаси меня на это лето, пожалуйста. Питера не особо беспокоит, что в один момент в голове что-то щёлкает, и он странным образом переключается с мягкого рассказа о своей печальной участи на давление на жалость. Приюти меня. Открой дверь своего дома. Выдай комплект собственных ключей и сделай мне запасной. Протяни руку помощи изнывающему от переизбытка живых существ на один квадратный сантиметр, тебе же несложно, с таким-то огромным домом. Вежливость? К чёрту её. Ему нужно время. Ему, словно вампиру из древних легенд, нужно многоразовое разрешение на пересечение порога. Ему нужно пробраться под кожу и поселиться там. Зачем? Он подумает об этом позже. Он не избалован, попробуй избаловаться в огромной стае, но он взрослеет и всё больше убеждается в том, что никто не может запретить ему исполнить парочку своих желаний. Ведь метафорически вскрыть грудную клетку и изучить отчаянно бьющийся комок плоти – не преступление? Он потом закроет всё обратно, спрячет и сделает так, чтобы никто больше не смог это увидеть. Слишком амбициозен и самоуверен? Может быть. Но это ведь не порок, верно? - Я могу вскоре уехать, - задумчиво тянет Крис. – Но… почему бы и нет? Питер улыбается и с лёгкой подколкой спрашивает: “Пирог-то хоть понравился?”
Не впускай зверя в дверь, Обещаньям не верь, Он - не столько покой, Сколько власть над тобой.**
До полнолуния ещё три дня, и Питер придумывает самые нелепые причины, чтобы покинуть волчий дом. Не может быть: он нашёл старую коллекцию бейсбольных карточек! Теперь они на вес золота, но продавать пока рано, сначала можно просто похвастаться Крису. На досуге в библиотеке он берёт несколько книг и изучает их на холме с большим камнем, откуда открывается шикарный вид на маленький городок. Камень холодный, холм пустой и тихий, а книги – невероятно скучные, но мама всегда любила повторять, что неизвестно, какие знания пригодятся тебе в жизни. Поэтому Питер читает и то, и это, старается запомнить, чтобы потом нашлись темы для обсуждения с Крисом. А какое оружие больше всего расходится? Да брось, я – не СМИ, это простая статистика, ты наверняка ведёшь какой-то учёт. Ну, да, зависит от специфики правоохранительных органов. Но ты всё равно не отделывайся общими фразами, я же не ради поддержания беседы спрашиваю, мне действительно интересно. Я изучал статьи, и хотя тут тебе, конечно, не библиотека Конгресса, но тоже вроде ничего. Питер ведёт себя осторожно, отмечая только те запахи, которые ударили бы в нос и сшибли с ног даже обычного человека. Пользуется отстранёнными описаниями свежести природы и восхищается практически по-книжному, хотя с его нюхом сам Бог велел работать кем-нибудь вроде парфюмера. Но, несмотря на все пререкания с сестрой, Питер понимает, что поставит под угрозу не только себя, но и всю остальную семью. И, насколько бы детвора ни раздражала его временами, он не хочет однажды прийти на их могилы. Ненормально это – когда дядя живёт дольше племянников. Подобные мысли, впрочем, проскальзывают редко. Благоразумие вылетает, как пробка из бутылки, почти всякий раз, когда Питер снова натыкается на Криса. Запах аконита, пороха и дыма дурманит голову вместе со страхом, адреналином, который бежит по венам жидким огнём. Это своеобразный наркотик, алкоголь Питера, которому не грозит захмелеть от человеческих напитков типа виски или пива. Это куда лучше, с ноткой опасности, но без побочных эффектов, хотя крышу сносит на раз-два. И это Питер не позволяет себе даже намекнуть на возможность близости. Разумеется, провоцирует. Касается едва-едва, кидает взгляды вроде бы двусмысленные. Но сдерживается от того, чтобы выдохнуть в ухо или прижиматься дольше, чем положено. Не заводит странные разговоры и выспросить о семье пытается только у интернета или базы данных полиции, но не у самого охотника. Ему хочется проверить границы, слегка подтолкнуть, переступить. И останавливает Питера лишь то, что одним неосторожным, нетерпеливым жестом он может разрушить всё, чего добивался уже несколько дней. Подобия доверия. Крис вежлив и редко улыбается, но по-прежнему закрыт. Опасается, присматривается. Щурится, стараясь в чертах лица разглядеть истинные намерения. При этом в уголках глаз у него появляются морщины, к которым невыносимо хочется прикоснуться. Говорят, терпение вознаграждается, и Питер терпит, хотя это кажется ему невыносимой мукой. В университете экспериментировать с собственной привлекательностью и ориентацией было намного легче. Природа не обделила его ни красотой, ни умом, он позволял себе сиять, получая хорошие отметки и периодически участвуя не столько в спортивных матчах, сколько в дружеских состязаниях между командами, образованными из студентов самого университета. Они проводились нечасто, но заряжали духом соперничества ничуть не меньшим, чем на любой другой игре. Там у Питера открывался целый ряд возможностей показать себя с выгодных ракурсов и сторон. Молодой обворожительный парень, способный красиво обвести вокруг пальца, изящно изогнуться… Ловкость и сила рук, сжимающих мяч, крепкие ноги, способные оттолкнуться от пола с такой силой, словно к кроссовкам приделаны невидимые пружины. Кто бы не клюнул? Иногда хватало только улыбнуться, и развлечение на ночь уже обеспечивало себя само. Да, Питер был горд и несколько высокомерен, но в целях эксперимента позволил себе отпустить контроль над ситуацией и несколько раз оказаться снизу. Будь у него возможность, он, почувствовавший себя ненасытным и властным над чужими гормонами, устроил бы настоящую оргию с собой в главной роли, но потом тревожными колоколами зазвонила сессия, а затем, наконец, для него, совершеннолетнего, взрослого, распахнулись двери всех баров в родном городке. Тоже неплохо, если хорошенько подумать. Но Крис не поведётся на соблазняющие улыбки с медленным облизыванием губ, Питеру даже не надо экспериментировать, чтобы понять это. И хотя он чувствует сгусток эмоций от Криса, этот клубок настолько тесно переплетён, что он не может не то что понять, чего там больше, а хотя бы что там есть в принципе. Желание? Запреты, связанные с какими-то личными переживаниями из прошлого? Сомнения? Подозрения? Питеру нравится, что Крис позволяет запутать себя, сбить со следа, смеясь, шутя, перемешивая теории, словно стаканчики с шариками на улице в качестве фокуса на внимание. Он любуется этим лёгким оттенком замешательства, тут же сменяющимся недовольством и недоумением. Успешно ли он строит из себя загадку? Судя по тому, что Крис до сих пор ни разу не прогнал его прямо с порога – да. Внутренний голос, разумный и осторожный, предлагает остановиться, пока не поздно. Для кого? Загадочность подозрительна, и Питер мог бы нацепить другую маску, но играть простодушного дурачка ему не по душе. Человек, который наверняка не раз испытал предательство, а возможно, по неосторожности, неопытности и глупости однажды ещё и потерявший кого-то, не доверился бы даже ребёнку, в первые пару минут найти в его защите лазейку всё равно не получится. И Питер подбирается с разных углов, стараясь, чтобы сухие ветки под ногами не предали его нечаянным хрустом. Так странно чувствовать себя одновременно и хищником, и добычей. Это будоражит и немного сводит с ума. Но Питер не жалуется. Ему нравится. Он купается в этой противоречивости, принимает каждую дозу, постепенно начиная вырабатывать иммунитет. До полнолуния день, и Талия уже вся на нервах, как будто в первый раз и как будто в этот день ей надлежит провести чертовски сложный ритуал, прежде чем выдать младшего брата замуж за ненадёжного охотника, который, скотина проклятая, не соизволил свалить из города до приезда любопытного безбашенного родственника. Хотя, конечно, нервничает она по другим поводам, но это не мешает ей дёргать Питера. Побудь с ними, побудь с ними, Лора уже почти взрослая, подростковый период, мало ли, что натворит. Питер хочет спросить: “А где будешь ты, их собственная мать и альфа всей стаи?” – но не спрашивает. Это удар по больному, потому что её муж… Конечно, с ним раньше было чуть лучше. Хотя две хмурых рожи на один дом Питер не выдержал бы. Дерек ведь не в Талию весь такой недовольный и ворчливый, как старый дед. А ещё у Хейлов словно по мужской линии передавалась нелюбовь к Питеру. В этом плане, правда, ещё отличилась Кора, которая всегда начинала орать, едва он не то что прикасался к ней, а просто собирался пожелать спокойной ночи самым ласковым голосом, который только способен выдать. Дети. Он никогда не любил детей. И не любил вспоминать то время, когда сам находился в этом нежном возрасте. - У тебя никогда не будет девушки, - раздражённый и порядком уставший от наставлений сестры, Питер тоже не особо любезен в полнолуние. И если он может удержать себя от физического воздействия, то не пустить шпильку – выше его сил. Дерек рычит, мгновенно выпуская когти и сверкая жёлтыми глазами. Питер усмехается и позволяет ему проехаться когтями по своей щеке. Раны неглубокие и быстро заживают. - Чтоб какая-нибудь мелюзга, когда тебе надо будет определиться с направлением на жизненном пути, тоже отнимала у тебя время и силы, - совершенно искренне желает Питер следом, корча рожи, чтобы проверить, действительно ли всё затянулось. - Ты вроде как должен помогать нам, а не наоборот, - Лора, за которую так волновалась сестра, совершенно спокойно сидит в комнате, только изредка предпринимая попытки остановить вспыльчивого братца. Она фырчит и оттачивает на нём мастерство сарказма. Словесную когтеточку из дяди сделала. Просто потрясающе. - Я вроде как должен иметь право на личную жизнь, но за все эти годы сия несбыточная мечта так и осталась всего лишь словами, - пожимает плечами Питер. Что? “Она уже почти взрослая”, и он не должен играть с ней в поддавки, когда речь заходит о сарказме, верно? Пора, наконец, научить эту зазнавшуюся ребятню, что ты не всегда выигрываешь у взрослых. А даже если и выигрываешь, то только потому, что к тебе проявили снисходительность. Что в большинстве случаев крайне унизительно. Полезный урок на будущее. - Ты ведь уже испытываешь это на себе, верно? Если меня нет рядом, а мама занята, именно тебе поручают приглядывать за Дереком и Корой. Вешают на тебя ответственность, как рюкзак на плечи при сборах в школу. И как, нравится? Желание помогать так и хлещет через край, угадал? Лора передёргивает плечами. Он бы тоже так сделал, если бы нечего было ответить. Вот как язвить - тут все мастера, куда ни плюнь, а как поставишь их на своё место, так аргументы сразу кончаются, а острый и длинный язык укорачивается в несколько раз безо всяких ножниц. Забавная шутка с переменой мест слагаемых, где сумма почему-то всегда иная. Как ни странно, срывается в итоге именно сама Талия, и Питер чувствует это ещё до того, как по всему заповеднику разносится душераздирающий вой, пускающий мурашки даже по спине тех, кто знает, в чём дело. Он срывается с места, веля Лоре следить за мелкими, и уносится в лес. Против альфы у него нет никаких шансов, но муж сестры удачно скончался к этому моменту, чтобы теперь не оказать никакой помощи, а больше никто не рискнёт. Хуже всего то, что Питер понимает: Крис наверняка где-то рядом, и если он поймёт, если узнает… всему конец. Хорошо, если пулю получит кто-то один из них, и лучше это будет Питер, несмотря на то, как пафосно он распинался об эгоистичной природе человеческих инстинктов. Потому что никто не заменит мелюзге, уже когда-то потерявшей отца, ещё и мать. Из Питера паршивый родитель, и это не повод для самобичевания, но в данном случае довольно важный момент. Питер издаёт настолько сильный и устрашающий рык, насколько способен сейчас, когда полнолуние вошло в силу, и внутренний зверь просится на свободу. Он надеется привлечь внимание Талии, чтобы она посчитала его если не за угрозу, то хотя бы за мелкое временное развлечение. А что дальше? Дальше он придумает. Для начала надо не дать ей выбраться в город, где всё примет совсем серьёзный оборот. Талия напрыгивает на него откуда-то из-за деревьев совершенно неожиданно, прижимает к земле, рычит. Она полностью превратилась в волка, и теперь, если бы не когти и клыки, если бы не выделяющийся блеск в глазах, Питер казался бы обычной жертвой. Лапы сильно давят на грудь, вминают в землю, и ему тяжело дышать, но он снова пытается рычать, а потом заглянуть в красные глаза. - Талия, твои дети. Что будет с твоими детьми, если ты сейчас сдашься? Твой якорь, помнишь, как в детстве, когда мама ещё была жива? Когда папа ещё был жив. Они говорили цепляться за то, что тебе дорого. Давай же, сестрица… Альфа принюхивается к нему и впивается зубами в плечо. Питер воет сквозь стиснутые зубы. Ну круто. Теперь он – дважды оборотень. Кому скажи, не поверят. Мало того, что родился таким, так ещё и альфа в полнолуние покусала. А может, теперь он, наоборот, человек? Вот будет весело заявиться с этим к Крису. Прикинь, охотник, если того, кто родился оборотнем, укусит альфа, он станет обычным человеком. Как тебе такой фокус? Покруче пластиковых стаканчиков из-под воды на потёртом столе, а? - У нас достаточно народу в стае, тебе необязательно ещё кого-то обращать, - недовольно шипит Питер. Конечно, след затянется, и на коже не останется и следа. Но, поскольку это от альфы, заживать будет дольше. Что ж, пожалуй, следовало довести её раньше и позволить ей дать себе пощёчину. Накричать. Он склонен считать, что это куда гуманнее. - Лора. Дерек. Кора. Они ждут тебя дома, а у нас в городе гостит охотник. Хочешь, чтобы мне пришлось потом сделать из тебя коврик к камину как единственное оставшееся воспоминание? Талии не нравится его мрачный юмор, и она полосует когтями его грудь. Кожу жжёт так, словно к ней раскалённую кочергу с меткой приложили. Сестра смотрит с чем-то сродни насмешке и интересу: ну, попробуй убедить меня ещё и получить снова. - Талия, - зовёт Питер на разные лады, снова пытаясь воззвать к её разуму и перекричать снова выпущенный к небесам вой. – Талия, вернись. Или твоим детям, твоей стае придётся переезжать. Начинать новую жизнь. Бросить друзей. Бросить наш дом. Возьми себя в руки, пока сюда не сбежалось всё бикон-хиллзское общество с вилами и факелами. Он морщится, поднимается и укрывает сестру своей неразодранной курткой, когда вместо волка посреди заповедника появляется женщина. Её трясёт, и он понимает, что это не от холода, но куртка – это такая хитрая уловка, подобие поддержки, обман логики. Волк Питера теперь тоже хочет на ком-нибудь сорваться, покусать, оцарапать, взвыть. Ему и так приходилось сдерживать себя в студенческие дни. Не вырываться же на территорию университета, устраивая настоящий хаос. Но он снова терпит и подавляет. - Наверное, я должна извиниться перед тобой, - начинает Талия, когда они останавливаются у крыльца, и все уши стаи обращены именно в их сторону. – Но мне что-то не хочется. - Теперь я знаю, в кого твои дети такие вредные, - Питер закатывает глаза. В доме она помогает ему перевязать раны, чтобы он не испачкал кровью одежду. Питеру не спится, как и любому оборотню в такую ночь, и он следит за полной луной, пока та не тает, уступая место первым солнечным лучам.
Под жалостливые, плавные всхлипы скрипки с фоновым завыванием хора Питер смотрит поверх дула ружья, которое наставил на него Крис. - Я видел тебя в лесу ночью, - слова звучат обвиняюще, с толикой обиды, и всё это походит на какую-то дешёвую малобюджетную драму. И в то время как первый актёр старается вытянуть роль, второй задаётся вопросом: “Что я вообще здесь забыл?” От этого хочется поморщиться. – Очень невежливо с твоей стороны было утаивать от меня информацию, Питер. Ты-то ведь с первого момента знал, кто я, не так ли? - Я – пацифист и твёрдо верю в непоколебимую человеческую натуру, - с пафосом отличника, который заучил красивую фразу из шедевра прошлых веков, отвечает он, явно переигрывая. Если уж участвуешь в спектакле, то доведи его до абсурда, иначе зрители умрут со скуки. Смотреть, правда, некому, но театр одного актёра ведь никто не отменял. Крис не выдерживает и морщится первым: - Перестань, это не смешно. - А я и не смеюсь, - Питер пожимает плечами. Он расслаблен, даже не поднимает руки вверх, хотя для полноты картины этого немного не хватает. – Я слышал. Ты стоял за деревьями совсем недалеко от нас. Но если ты не убил нас тогда, то почему наставляешь на меня ружьё сейчас? За это утро я разве успел кого-то убить? Или теперь стука в дверь перед входом в дом недостаточно? - У тебя синие глаза, - цедит сквозь зубы Крис, но ружьё всё-таки опускает. Медленно и неуверенно. - Нет, они вообще-то серые, гений. Или зелёные. Зависит от освещения, впрочем, - позволяет себе снова паясничать Питер. - Я знаю, что значит синий цвет радужки у оборотня. Кого ты убил? - О, не-не-не, мистер большой и страшный не-серый охотник, на сеанс откровений я с тобой не договаривался, давай как-нибудь в другой раз, - он морщится. Не хватало только сесть на кухне, распить впустую прекрасный виски и начать делиться печальными историями из жизни, под конец пустив скупую мужскую слезу и обнявшись, похлопав друг друга по спине, словно это какой-то дурацкий сеанс групповой терапии. - Ты хотя бы сожалеешь? - Мы закончим этот разговор, если я скажу “да”? Это действительно вышло случайно. И больше всего на свете после того случая Питер хотел забыть произошедшее как страшный сон. Как дети со временем, вырастая, забывают и перестают верить в монстров под кроватью. Да, он осёкся. Ошибся. Оступился. Позволил своим животным инстинктам взять над собой верх. И было бы слишком напыщенно, наигранно и нелепо сказать, что не проходило ни дня без мысли об этом. Но так или иначе ему напоминали о случившемся. И потрясающая возможность по-настоящему стереть это из памяти каждый раз огибала Питера по длинной дуге. Тогда ещё отец находился в относительно добром здравии и припечатал, что он не имеет права забывать. Это ошибка, но на ошибках учатся. Если он забудет, он повторит её снова. Так уж они устроены. Такова та часть натуры, которая принадлежит человеческой стороне. - Я не намеревался становиться убийцей. Это я могу сказать тебе с абсолютной уверенностью, - нарушает затянувшееся молчание Питер. - Полагаю, вы считаете нас не меньшими монстрами, чем мы – вас, - Крис присаживается на стул и не просто выпускает ружьё из рук, но ещё и отодвигает от себя. Словно теперь, когда главный секрет раскрыт, между ними не осталось недомолвок и какого-то щекотливого, нервного ожидания надвигающейся беды. - Но у моей семьи есть Кодекс. И главное правило его гласит, что мы охотимся на тех, кто охотится на нас. Ты смог остановить её. Поэтому я не вмешался. Я не убиваю всякого оборотня, которого вижу на своём пути, не надо делать из меня злодея. - Если ты здесь не по чьей-то наводке, то почему? – не то чтобы Питер не верит в сказанное. Всё-таки охотник действительно не накормил его аконитом. Просто странно было бы посчитать совпадением, что охотник на оборотней оказался в городке, где таковых целая семья тусуется. - Потому что не могу перестать бежать от прошлого, - Крис дёргает плечом и поджимает губы. Прекрасно осознавая своё поведение, он не стремится измениться, и это злит его. – У меня тоже, знаешь ли, когда-то была семья. Питер решает, что сейчас ему не хочется вдаваться в подробности этой наверняка очень грустной истории. Но вот воспользоваться глобальным потеплением атмосферы между ними (особенно по сравнению с предыдущими днями) точно не помешает. Он поднимается со стула и преодолевает расстояние между ними, медленно протягивая руки, чтобы не вызвать у Криса желание рефлекторно отдёрнуться, отстраниться. Положив их на плечи, он чуть сжимает пальцы и протягивает, ухмыльнувшись: - Я слышал, поцелуи истинной любви помогают ранам быстрее затягиваться. Не хочешь исцелить меня? Я покусан альфой, и, будь мы хоть трижды родственниками, это всё равно чертовски больно, можешь поверить мне на слово. - Пикапер от бога, не иначе, - фырчит Крис, притягивает его к себе, обвивая руками талию, и целует. Питер закрывает глаза и позволяет себе, наконец, прижаться. Позволяет запаху, этой потрясающей и совершенно индивидуальной смеси, исходящей от Криса, ударить ему в самую голову, насытиться, переполниться им. Теперь можно. Теперь это чувствуется как нечто настолько правильное, что почти само собой разумеющееся. Крис беззастенчиво облапывает его ягодицы через джинсы и ухмыляется, почувствовав в задних карманах далеко не просроченный билет на автобус или мелочь. Питер знает, что ему хочется спросить, но охотник не спрашивает и, кажется, даже не злится. Что ж, тем лучше для него. Преодоление ступеней превращается в настоящую пытку, Крис прижимает его к перилам и целует жадно, страстно, чуть ли не заставляя перегнуться через них. Питер запускает пальцы в волосы на затылке, негромко рычит, прогибается. И думает, что ожидание, чёрт побери, того стоило. Чем дольше они оттягивали, каждая минута этой муки невозможности преодоления собственных понаставленных границ, тем ярче всё ощущается сейчас. Тем горячее становится кожа, а в глазах мутнеет, и хочется ещё, больше, пока не будешь заполнен до краёв, пока не взорвёшься от передозировки. Оказавшись на кровати, Питер издаёт вздох облегчения и сразу же принимается лихорадочно избавляться от одежды: как от своей, так и от чужой. Крис мешает ему раздевать себя, постоянно прикасаясь губами, прослеживая пальцами бинт, обмотанный вокруг груди и идущий через прокушенное плечо. Он немного пропитан кровью и отдаёт железом. На мгновение Питер даже может поклясться, что Криса это заводит. Чёртов фетишист приходит в восторг от представленной картины, и он не знает, что мешает охотнику содрать всю эту мишуру и начать водить по ранам языком. Питер выуживает из карманов небольшой тюбик смазки и шуршащую упаковку с презервативом, прежде чем всё улетает на пол за ненадобностью. Он раздвигает ноги, не видя никакого смысла в ложном смущении, и облизывается в предвкушении. Это его первый раз со взрослым человеком, и разница прекрасно чувствуется. Крис действует напористо, но не подавляя. Он нетерпелив и жаден до ласки и прикосновений, но при этом от него исходит сила, а не сбивающее весь настрой желание потакать своим гормонам. Крис действует умело и при этом прислушивается к интуиции, которая подсказывает ему чувствительные точки Питера. Шокирующе приятное разнообразие по сравнению с тем, что Питер испытывал раньше. Он прогибается и провоцирует, но Крис продолжает растягивать его до тех пор, пока с его губ в тишине комнаты не срывается хриплое, почти отчаянное: - Пожалуйста, чёрт тебя дери… Питер отдаётся на волю сильных рук, стонет от того, как мозолистые пальцы впиваются в его кожу, оставляя отметины. Это не похоже на исцеление, и боль не отступает, а берёт на себя роль приятного дополнения, красочным бонусом вплетаясь в палитру остальных ощущений, но Питер и не жалуется. Он вскрикивает и цепляется за руки Криса, требуя ещё, сильнее. Банально, но невыносимо искренне. Стискивает его мышцами, ласкает себя, теряя голову от удовольствия. Это слишком ненормально, чтобы быть правдой. Но это происходит именно сейчас. Питер кончает раньше, доведённый до предела, не сдержавшись, царапает Криса выпущенными волчьими когтями. Тот шипит и следует за ним, затем выскальзывая и устраиваясь рядом. Запах секса и пота наполняет комнату, и, когда посторгазменная нега сходит, Питер расталкивает Криса и тянет в душ. Тот бережно вытирает его после и накладывает новые бинты, коих у самого в наличии немало. - Ты ведь не против, если я останусь у тебя на ночь? – Питер улыбается так, будто это действительно вопрос. Крис не подыгрывает, но, ухмыльнувшись, желает спокойной ночи, прежде чем повернуться на другой бок.
Утром Питер просыпается в полном одиночестве. Во всём доме не слышно ни единого звука, намекающего на присутствие другого живого существа. Неприятное чувство появляется в груди и постепенно разрастается, но Питер не поддаётся, мотает головой и спускается вниз. Может, Крис вышел за продуктами. Может, он пошёл покупать цветы и кольцо, а также репетировать речь в стиле “Давай путешествовать по миру вместе”. Но вечером приезжают грузчики, и Питер понимает, что под кроватью на утро больше не пахло аконитом и оружейной смазкой. Что в шкафу, откуда он хотел позаимствовать какую-нибудь новую одежду, оказалось пусто, и это как-то странно для человека, который остановился на несколько месяцев. Что в ванной не нашлось аптечки, бритвы, зубной щётки и пасты. Реальность безжалостно бьёт под дых: Крис уехал. Сбежал, как последний трус, словно отношения с Питером – да какие там отношения, одна-единственная совместная ночь – могли навредить ему. Могли изменить его необратимо, сделав хоть немного счастливее, заставив позабыть о собственных потерях. Они могли бы помочь в этом друг другу. - Вы – мистер Арджент? – вежливо интересуется мужчина в форме и поправляет кепку, уже готовый протянуть бланк на подпись. - Нет, - разочаровывает его Питер. – Зашёл в гости. Не знал, что он уезжает. Он возвращается в волчий дом, и Талия, словно ещё не отошедшая, бросается на него прямо с порога: - Где ты был? Мы так волновались! Полнолуние прошло, охотник под боком, а ты… Тут она втягивает носом воздух и ахает, ошарашенная, едва не закрывает рот руками. - Ты… ты был с ним. Ты провёл с ним ночь. Несмотря на то, что он… Ещё скажи мне, что в лесу ты защищал его! Я ведь почувствовала его, но… Что на тебя нашло?! После этого сестра, наконец, замечает его понурый вид и смягчается, спрашивает как-то даже осторожно: - Что случилось, Питер? Он… он что-то сделал? Ты ранен? Он угрожал тебе? - Он уехал, Талия. Он уехал из города, - бесцветным голосом поясняет Питер. – Почему ты не радуешься? Разве ты не этого хотела? Теперь твоим детям ничего не угрожает. Я прогнал большого и злого охотника. Я обезопасил нашу семью. Я хоть раз сделал что-то полезное. Сегодня можно устроить большой праздник. Он проходит в дом, оставляя сестру позади. Чувство, будто его предали, разъедает Питера на части, и больше всего его злит то, что для этого чувства у него нет никаких причин.
Звёздочки*И полон будет слёз тот день, Когда, из праха возродясь, Виновный волк отправится на суд (лат.) Вольный перевод и небольшая переделка слов для “Реквиема” Моцарта.
Название: Нагота Автор:Св. Иоанн Уотсон Фандом: In the flesh Жанр: AU, angst Персонажи: Кирен Уокер, Саймон Монро, упоминаются Эми, Рик (намёк на Рик/Кирен), Билл Мэйси, Джем Рейтинг: G Размер: ~1000 слов Предупреждения: вероятен OOC. Упоминание суицида. Авторский headcanon.
Вы рискуете. Как обычно, впрочемСтав гниляком ("больным синдромом частичной смерти", - ласково поправляет в голове голос доктора Руссо), Кирен понимает. Нагота - это не когда ты раздеваешься догола и раскидываешь руки в стороны, словно крылья, будто крича всем своим видом: "Смотрите, смотрите, пожалуйста, мне скрывать нечего, я чист и открыт перед обществом". Даже если ты стоишь в гордом одиночестве на главной площади всего чёртова городка посреди бела дня. Нагота - это когда ты сидишь в пустом бунгало, рядом с человеком, чьи губы на самом деле заставляют тебя что-то чувствовать, и решаешь сказать, почему ты стал тем, кто ты есть. Теперь, когда Кирен получил шанс на вторую жизнь, все объяснения выглядят лишь оправданиями, а не причинами, причём довольно хлипкими и неправдоподобными. Хотелось исчезнуть? А кому не хотелось? Для этого можно было просто уехать в другой городок на неделю. Тогда ещё и паспорт, чтоб его, был действителен. А английский - международный язык, так что проблем всё равно не возникло бы. Даже соберись он в ту самую Францию. Но сейчас, после смерти Эми - странно звучит по отношению к уже мёртвому человеку - он чувствует необходимость поделиться этим. Выплеснуть это наружу. Новый извращённый вид откровенности. Он говорит, что дружил с Риком с самого детства. Тот защищал его, таскал на незаконные вылазки, грозясь получить выговор и от Уокеров, и от своего строгого отца, подначивал, но по-доброму, по-дружески. И всегда поддерживал его, что бы ни случилось. Они росли, и Кирен начал испытывать к нему чувства. ...Рик уехал из-за него, Кирен знал это. Он тогда потянулся поцеловать Рика, но коснулся его губ лишь дыханием, как откуда ни возьми появился Мэйси-старший и, конечно же, всё свалил на него. - Я с самого начала говорил тебе не общаться с этим тощим слабаком! Он плохо влиял на тебя всё это время, маленький паршивец! Ну ничего, погоди у меня... Кирену, впрочем, так и не досталось, зато Рик, скомкано попрощавшись, на следующий день скрылся с глаз долой. Несколько месяцев с лица Билла не сходила довольная усмешка. Он так ничего и не сказал Уокерам, но всё равно был чрезвычайно доволен собой. Конечно, ведь он отослал своего дорогого мальчика подальше от этого источника проблем. Но Билл был не единственным, кто не желал принимать Кирена. Вся община как будто молча ополчилась против него. Создавалось нелепое ощущение, будто у Роартона существовала негласная традиция: раз в несколько лет выбирать себе изгоя. И, когда пришло время, жребий пал на Кирена. Он везде чувствовал себя настолько лишним, что хотелось бросаться на стены и вопить во всё горло. И возможность, в принципе, имелась, ведь он возвращался домой раньше, чем родители, а Джем всё равно гуляла с друзьями. Но в один прекрасный момент ему пришёл в голову куда более простой выход. Во всяком случае, так ему в тот момент казалось. Он сидел и не мог решиться, просто не мог. Сердце колотилось в груди, как безумное, словно он стоял на краю обрыва и смотрел в бесконечную бездну. А та начинала медленно вглядываться в него, скручивая внутренности в тугой ком. Но и остаться он тоже не мог, он прекрасно это понимал. Да и зачем? Рик оставил его. У него не было ни одного друга. Ни одного человека, которому он мог бы довериться. К которому пришёл бы и рассказал всё. Который поддержал бы его. Кирен почувствовал себя одиноким и преданным. И его пронзило: сейчас или никогда! Он откинулся назад, прислонившись спиной и затылком к стене пещеры, закрыв глаза. Жизнь вытекала из него толчками. С каждым стуком сердца. С яростным движением крови. Становилось холодно, и он знал, что это нормально, но на мгновение яркой искрой всё равно вспыхнул страх. Вот так всё и закончится? На самом деле? Цепляться за жизнь было невыносимо поздно, и он помнил только, что старался держать в голове одну-единственную мысль: "Так будет лучше". Вдаваться в подробности, для кого именно, если для кого-то вообще будет, уже не осталось времени. Саймон слушает его внимательно, не перебивая, иногда только стискивает его руку в своей или поглаживает по плечу. Старается прикоснуться, дать понять, что сейчас он рядом. Что он есть у Кирена. А потом хватает, лишая шанса отстраниться, и задирает рукав рубашки до самого локтя, касается пальцами зашитых шрамов, проводит большим, глядя с какой-то смесью нежности, печали и радости в своих выцветших зрачках. - Ты - особенный, Кирен, - говорит Саймон абсолютно серьёзно и смотрит в глаза. - Ты - совершенно особенный, и я хочу, чтобы ты помнил это. Что бы ни случилось. Я хочу, чтобы ты знал, что я рад, что ты вернулся к жизни. Это настоящее чудо. Моё личное чудо. Вот тогда Кирен и чувствует себя неудобно. Но превозмогает это, понимая, что Саймон говорит искренне. Что Саймон хочет его поддержать. А потом наступает очередь Саймона говорить, и Кирен тоже слушает, внимательно, сохраняя в памяти каждое слово. И чувства, которые вызывает в нём этот рассказ. Он рад даже злости и страху, потому что это его чувства. Чувства живого человека. Трупы так не умеют. Он всё же не просто зомби. - Я бы не смог простить себя после этого... - шепчет он потерянно и тоже касается руки Саймона, не зная, как ещё поддержать. Из всех своих жертв он помнит только Лизу, но этого достаточно, чтобы заевшая пластинкой формулировка "Я не виноват в том, что сделал в невменяемом состоянии" перестала работать. И это притом, что он не знал Лизу. Не знал её, как человека. Как личность. Не знал, что она любила есть и какие смотрела сериалы. А тут родная мать... Та, кто воспитала и выходила. Дарила ему любовь и ласку. Учила говорить и играла. Старалась быть рядом в самые важные моменты. Во всяком случае, таковой была и остаётся мама Кирена. - Я и не простил... - шепчет Саймон и впервые кажется таким беспомощным, что щемит в груди. Кирен обнимает его и говорит: - Я прощаю тебя. Я тебя прощаю, слышишь? И это всё, что тебе нужно знать. Саймон прерывисто вздыхает и цепляется за него. Кирен прослеживает пальцами его развороченный хребет через одежду и впервые ненавидит людей так сильно, что относит их в отдельную категорию от себя. Хотя всё ещё наивно хочет верить, что между ними возможен мир. Эту ночь они проводят вместе, Кирен не возвращается домой и думает, что ему не страшно быть нагим перед Саймоном.
Это было неожиданно, правда. Но так всегда получается, что при общении я божий одуванчик, а часть того, что я стараюсь не показывать, честно выкладываю в анкетах. К тому же, надо заметить, взгляд других людей на меня отличается от моего взгляда на саму себя. Так что всё нормально. Поэтому *барабанная дробь* я безумный юноша-фотограф, которого ещё более безумный дедуля Арджент утопит в речке, чтобы получить каниму. Иронично, учитывая, что я обожаю плавать, делаю это с детских лет и однажды зимой даже получила бронзовую медаль за третье место, участвуя в соревнованиях бассейна, где занималась исключительно удовольствия ради.
Поскольку я погрязла в отыгрышах, я не успеваю писать фички. Наверное, когда-нибудь этот дневник превратится в сборище "хочу". Давайте начнём прямо сейчас. Я хочу AU про Айзека на песню "Dust Bowl Dance" от Mumford & Sons.
Прослушать или скачать Mumford and Sons Dust Bowl Dance бесплатно на Простоплеер Текст и перевод. Больше всего меня прут строчки: "Well, yes sir, yes sir, yes, it was me I know what I've done, 'cause I know what I've seen". Айзек, который сам, осознанно убил своего отца, став оборотнем. И в шестнадцать покинул Бикон-Хиллз, потому что "I've nowhere to stand and now nowhere to hide". Не знаю даже, что ещё. Пжалста, если хотите что-то сказать... что угодно, только не "Тогда напиши сама".
Вдохновлена заявкой однострочников 28-41. "Стайлз и Скотт - призраки. Когда и как умерли, решать автору. Скотт регулярно возвращается, чтобы увидеться с Эллисон, Стайлз идёт с ним вместе как друг, но не решается пугать отца, поэтому приходит к Дереку как к самому адекватному и непробиваемому".
Рейтинг G, ~1100 слов, намёк на стерек (внезапно!), отголоски angst'а, OOC неизбеженЗвериное чутьё не даёт Дереку досмотреть сон, выволакивает за шкирку, трезвонит тысячей колоколов, кричит сотней голосов о присутствии чужого на его территории. Оно не говорит, настроен ли чужой враждебно, просто сообщает, что Дерек теперь не один. На первый взгляд в лофте всё как обычно: вещи на своих местах, не раздаётся ни единого лишнего шума, в ноздри не бьёт незнакомый запах. Но чужое присутствие действительно ощущается. Однако как-то слабо. Недостаточно для плотного, материального человека. Даже если это какой-нибудь тощий воришка. Дерек чувствует себя героем второсортного фильма ужасов, когда спрашивает в пустоту и тьму, сгустившиеся в помещении: “Кто здесь?”. Ну и какого ответа ты ждёшь, спрашивает он себя. Полтергейст? Призрак тётушки, скончавшейся в самом начале двухтысячного года? Дух предыдущего жильца, умершего при мистических обстоятельствах и желающего отомстить? Чёрт побери, какая же всё это глупость. Но тут матрас прогибается, и раздаётся отчётливый вздох. Дерек судорожно пытается найти ответ. Плащ-невидимка? Галлюцинации? Он может поклясться, что ничего не пил и не употреблял. Ни наркотики, ни коктейли с рябиной, ни столовое серебро. Почему-то хочется спросить: “Мама, это ты?”, но разум сопротивляется. Ладно, допустим, есть на свете оборотни. Он сам – один из них. Но призраки – это всё-таки уже где-то за гранью. Явный перебор. И почему именно сейчас? Не Хэллоуин, не годовщина её смерти. Он справлялся все эти годы, а теперь она что, решила его проведать? Предупредить о смертельной опасности? Бред. Чепуха. Этого просто не может быть. - Может, хоть поздороваешься? – голос, взрезающий тишину так неожиданно, что Дерек вздрагивает, принадлежит совсем не маме. А одному надоедливому подростку, который, очевидно, пришёл доставать его и после смерти. - Стайлз? – как-то совсем несвойственно ему, неуверенно уточняет он. - А ты кого ждал, дядюшку своего? – Стайлз ехидничает. Простынь шуршит. Наверное, ёрзает. Неудобно? Неловко? - Так он живее всех живых, мы со Скоттом его там не видели. - Скотт тоже здесь? - Смеёшься? Нафига ты ему сдался? Он к Эллисон пошёл. Дерек по-прежнему никого не видит, но пытается смотреть предположительно туда, где у Стайлза находятся глаза (по крайней мере, голова) и уже представляет, как тот отмахивается от его предположения худой рукой. - А ты почему не пошёл к… - уже почти спрашивает Дерек, но запинается. Если уж он насторожился и засомневался в собственной адекватности при появлении призрака, то что испытал бы шериф, не имевший никакого представления о сверхъестественных силах, кочевавших по городу? - К нему ходит мама, - словно поняв, о чём его хотели спросить, откликается Стайлз. – Я видел маму, Дерек, представляешь? Она ничуть не изменилась. Не постарела. И выглядит так, как будто и не болела вовсе. Как будто не провела столько времени в четырёх стенах скучной палаты. Дерек молчит, потому что не знает, что на это сказать. Наверное, он тоже был бы рад видеть мать. Но она, скорее всего, не обрадовалась бы, встретившись с ним так рано. Миссис Стилински тоже, должно быть, не обуревал вселенский восторг. - Она ходит к папе во сны, чтобы не пугать. Просит продолжать жить, несмотря на… ну ты понимаешь, - Стайлз неловко обрывает собственную начатую фразу. – Говорит, что он опять много пьёт. И теперь некому его остановить. Дерек хочется прикоснуться. Отчаянно хочет. Он далеко не мастер утешений, но хотя бы положить руку на плечо и сжать или даже попытаться обнять он может. - Иногда я… - воздух над примятым пустым участком матраса начинает мерцать, и Дерек видит смутные контуры тела, пытается заглянуть в глаза. - Иногда я ненавижу себя за то, что не боролся со смертью. Не остался в сознании. Может быть, ещё немного, и… Может быть, ещё чуть-чуть, и я бы дотерпел. Справился. Дождался. Теперь же его бросил и я, и… - В этом нет твоей вины, Стайлз, - тихо, но уверенно говорит Дерек. Ему хочется усмехнуться. В ситуации Стайлза он бы ни на грамм не поверил в такие слова. Да, вины не было, но он бы всё равно себя винил. Разъедал душу, истязал её муками совести, заставлял пить эту горькую отраву, яд, не приносящий вреда телу. – И твой отец справится. Он же сильный человек. И ты знаешь, что он сможет это выдержать. - Да, пожалуй, ты прав, - Стайлз соглашается, но как-то вяло. - Там холодно? – вопрос вырывается у Дерека сам собой, и он корит себя за него. Нашёл, что спросить. Уж не Майами-Бич, надо полагать. - Нет, - говорит Стайлз, и, хотя его сердце больше не бьётся, Дерек знает, что он врёт. Они сидят в молчании. Контуры Стайлза слегка светятся холодным голубым cветом, навевая мысли о слабых разрядах электричества. Дереку по-глупому страшно, что тряхнёт и волосы встанут дыбом, если прикоснуться. А ещё он почему-то боится оскорбить, если вдруг рука пройдёт насквозь, словно в попытке схватить утренний туман. - Знаешь, там очень скучно, - Стайлз как будто бы немного веселеет и делится идеей: - Я хочу найти там всех создателей комиксов и попросить всё пересказать. Я не видел ещё столько выпусков. А сколько они ещё могли бы издать, ты только подумай!.. И у Дерека против воли вырывается облегчённый вздох. Пустой, тихий Стайлз кажется ему нереальным, с каждым словом всё больше убеждает в том, что это сон. Но теперь марево рассеялось, и он чётко видит, что это правда. Всё по-настоящему. Как, к сожалению, и тот факт, что Стайлз на самом деле мёртв. - Эй-эй, хмуроволк, а может, я тогда потом приду опять к тебе, и ты кому-нибудь эти идеи продашь? Разбогатеешь так, что деньги вместо туалетной бумаги будешь использовать, - Стайлз аж подскакивает, перемещается чуть ближе к Дереку, на мгновение вытягивает руку, словно хочет хлопнуть по ноге, но потом одёргивает себя и только улыбается очертаниями рта. Дерек хочет сказать что-то вроде “Прекрати нести чепуху”. Или, может, спросить, почему он вообще к нему припёрся. Скотту он, значит, не сдался, а Стайлзу – да?.. Но поскольку он молчит, призрачной занозе в заднице приходится отвести взгляд и тихо-тихо спросить: - Мне ведь можно сюда вернуться? Ты не против, а, кисловолк? Впрочем, он опять тут же начинает тараторить: - А вдруг я приду не вовремя? Может, ты сам будешь меня вызывать? Найдёшь какие-нибудь ритуалы, спросишь у Дитона? - Приходи в любое время, - тронутый этим неуверенным почти-шёпотом, что-то задевшим внутри, заставившим отзвуками прокатиться по грудной клетке, милостиво разрешает Дерек. – И прекрати звать меня этими дурацкими прозвищами. - Замётано, хмуроволк, - воодушевлённо отвечает Стайлз, и Дерек закатывает глаза, с трудом сдерживая улыбку на губах. – Ну ладно, я пойду. Извини, что разбудил. И сделай тут ремонт, уныло же. Картины, что ли, повесь. Дерек фырчит и следит за тем, как свечение тает, растворяется в воздухе и примятое место на диване разглаживается. А затем идёт на кухню, чтобы сделать себе кофе. Лучше провести ночь на ногах, а то вдруг этот гиперактивный мальчишка о чём-то вспомнит и вернётся. Усядется снова, как у себя дома, и начнёт рассказывать взахлёб. Дерек усмехается удивлённо: Стайлз умудряется вдохнуть в него жизнь, даже когда сам уже мёртв. Невозможный болтливый парадокс.
....а вот теперь мне захотелось фик по ним. Молодой парниша видит привлекательную девочку. Он, конечно, не должен, и это, конечно, лучше, чем влюбиться в сына шерифа, но она хранит какую-то тайну, и что-то подсказывает ему, что манит она его за собой, чтобы потом захлопнуть дверь клетки. Или он попадёт в неприятности из-за неё. Узнаёт про сверхъестественное и умрёт.
Автор:Св. Иоанн Уотсон Фандом: Teen Wolf Жанр: AU Персонажи: Питер Хейл, Айзек Лэйхи, Эллисон Арджент, Крис Арджент. Рейтинг: G Размер: ~1100 слов Предупреждения: вероятен OOC. Краткий сюжет: Айзек чувствует себя не к месту рядом с Крисом после смерти Эллисон. Желая сменить обстановку после всего, через что он прошёл в этом городе, Айзек собирает немногочисленные вещи и отправляется к Питеру, чтобы позвать его с собой. От автора: Для Инспектор Лис. Частично на слово "rebirth". Строчка-название и две строчки почти в самом конце фика из песни "Broken Crown" от Mumford and the sons. Оригинальный текст и перевод можно посмотреть здесь. Прослушать - здесь.
Читать дальше?..Айзек чувствует себя настолько не к месту, что хочется просто встать и выйти. По-английски, не прощаясь. Без вещей. Даже без извинений. Бессмысленно. В этом нет никакой нужды, потому что все и так понимают, насколько комод с одеждой не подходит к интерьеру кухни, он лишь озвучит очевидное. Бесполезное сотрясание воздуха звуками, которым необязательно вырываться на волю. Тихие и неловкие оправдания, может, даже попытки вернуть веру в лучшее. Айзек не хочет через это проходить. Люди умирают каждый день. Может, не в Бикон-Хиллз, но во всём мире - точно. Десятками. Удивительно, что их вообще успевают оплакивать. К кому-то не успевает скорая, к кому-то у неё и нет шансов успеть. Кто-то не доживает до больницы. Некоторые, как бы странно и необычно это ни звучало в современном безумном мире, умирают от старости. Сердечные приступы, авто- и авиакатастрофы, летаргический сон, катана в животе, аконитовая пуля в голове. Лишённое эмоций перечисление причин. Части этих людей Айзек раньше копал могилы после школы. Или до школы. Может, он и не видел, как жизнь медленно покидает их, но результат - мёртвые тела - стал для него довольно привычным зрелищем. Айзек не умеет утешать. Когда скончалась мама, его никто не утешал. А когда убили брата - и подавно. Когда умирает Эллисон, Айзек просто не находит правильные слова, потому что и сам таких никогда не слышал. Да и что такого можно сказать отцу, вслед за женой потерявшему единственного ребёнка - горячо любимую дочь? Какими словами можно подарить покой его душе? Существуют ли такие слова в принципе? Мистер Арджент уходит, бормоча в качестве оправдания что-то про организацию похорон, все эти дурацкие условности, цвет и материал надгробия, подпись под именем и датой. Айзек провожает его взглядом до самой двери, а потом думает, стоит ли писать прощальную записку. Они не были настолько близки. По большей части, их склеивала Эллисон. Враждебности Айзек к охотнику не испытывал и не испытывает до сих пор. В конце концов, он не понёсся за ружьём, увидев его полуобнажённым в комнате дочери. У Айзека немного вещей. Пара футболок, пара джинсов, пара обуви, которая на нём прямо сейчас. Никакой тёплой одежды. Да и зачем? Можно мотнуть в Африку, там никогда не бывает достаточно холодно, чтобы потребовалась даже тонкая куртка. Правда, он не знает африканский, но это же второстепенно. Можно купить разговорник. Главное – сорваться, куда глаза глядят, заставить глобус вращаться и ткнуть пальцем наугад. Присоединиться к пиратам в морях северной Европы. Торговать красными апельсинами в Сицилии. Залезть на голову статуе Христа в Рио и обнять небо. У него за плечами несколько смертей, ночи в холодильнике и полупустая сумка с вещами. Ключи он оставил на тумбочке в комнате Эллисон. Какой-то глупый, полупафосный жест с элементом ритуала прощания. Айзек не верит, что она в лучшем мире, но он хочет верить, что там, где она сейчас, ей хотя бы не хуже, чем здесь. Единственное, что Айзек не хочет оставлять позади, - это Питер. Поэтому он идёт к нему на квартиру и даже не пытается продумать слащавые речи, которыми завлечёт его в дорогу. Питер – странный тип. Непохожий на всех, кто встречался Айзеку прежде. Не хмурый Дерек. Не полный благородства и масштабных целей, преследующих спасение всех и каждого даже против их воли, Скотт. Не молчаливый, но мудрый не по годам Бойд. Не так и оставшаяся закомплексованной где-то внутри Эрика. Питер интригует и манит к себе. По отношению остальных к нему можно было сделать вывод, что он всегда что-то не договаривает и постоянно преследует какие-то собственные, далеко не добрые цели. Насчёт последнего Айзек не уверен, но он думает, что все преследуют свои цели. Там или здесь, так или иначе. Эгоизм составляет основу человеческой природы, а ничто человеческое оборотнями не чуждо, он сам в этом убедился теперь. Нелогично обвинять человека в том, что он хочет извлечь выгоду из чего-то, если сам поступаешь так же, даже если и бессознательно. Собираясь позвать Питера в дорогу, он просто не хочет остаться в одиночестве. Или, может, не только. Но он тоже не бескорыстен. Питер открывает дверь, переводит взгляд с лица на сумку и с мнимым сочувствием в голосе говорит: - Извини, но мне не разрешают держать домашних животных в этой квартире. - Я пришёл не для того, чтобы жить у тебя. Здесь всё время воняет ароматизаторами для машины, - не остаётся в долгу Айзек. – Где ты только прячешь эти безвкусные ёлочки всех цветов радуги? - Неужели ты такой ужасный сосед по жилплощади, что тебя выкинул не только Дерек, но ещё и Ардженты? Айзек хочет дать Питеру по лицу. Желательно сумкой. Предварительно красиво размахнувшись. Но успокаивает бурю в душе, при этом умудрившись даже не сверкнуть жёлтыми глазами и не выпустить когти, и произносит: - Давай умотаем отсюда, у тебя ведь есть машина. Питер смотрит насмешливо и, пожалуй, чуть удивлённо, хотя Айзек не ручается за точность чтения эмоций с лица того, кто был дважды убит. Отпечаток, который смерть оставила на Питере, словно скрывает часть того, что он испытывает. Или, по крайней мере, приглушает, делает менее ярким. Чтобы не бросалось в глаза. - С чего ты взял, что я соглашусь? – спрашивает он с чем-то, подозрительно смахивающим на любопытство. - Тебя что-то держит здесь? – Айзек считает, что этот вопрос вполне можно считать за ответ. Родственные узы – явно не самая сильная сторона Питера, так что предполагать, что он не сдвинется с места из-за любви к племяннику и искреннего желания помочь ему, попросту глупо. Влюбился до беспамятства в какую-то женщину? А способен ли он вообще на любовь? Айзек – не самое раздражающее существо, которое можно получить в качестве компаньона в дорогу. Болтать без умолку он не собирается, много еды не потребует, заводить роман, чтобы потом выяснять отношения и устраивать истерики, не намерен. - С чего ты взял, что я поеду с тобой? – немного подумав, уточняет Питер. – Зачем мне лишний груз в дорогу? - Ни с чего я не взял, - Айзек чувствует лёгкое раздражение и не заморачивается попытками скрыть его. – Не хочешь – поеду один. Посигналю кому-нибудь, и на следующий день найдут мой труп на пустыре по дороге в соседний штат. Питер ухмыляется, наверняка думая, что, уж скорее, найдут труп незадачливого маньяка. А потом открывает дверь шире и предлагает войти. Айзек снимает сумку с плеча и волочит за собой, не чувствуя вины от того, с каким звуком она бьётся о порог. Питер собирается на удивление быстро, Айзек даже не успевает до конца выпить кофе, который сделал себе на правах гостя. Кинув чашку в раковину, он поднимается и молча следует за Питером. Закрывает дверь, спускается по лестнице, закидывает сумку на заднее сиденье и садится рядом с водителем. - Куда едем? - Рио?.. - Серьёзно? Ты что, “Город Бога” не смотрел? - Боишься преступности? Ты? Бог троицу любит, тебе ли привыкать? - И с каких пор молодёжь стала таким хамлом?.. Питер включает радио, и из-за помех голос, звучащий оттуда, кажется хриплым: “The mirror shows not Your values are all shot”. Айзек усмехается и переводит взгляд в окно.
Автор:Св. Иоанн Уотсон Фандом: Teen Wolf Жанр: AU, angst (?) Персонажи: Питер Хейл, Айзек Лэйхи Рейтинг: G Размер: ~1000 слов От автора: на словосочетание cold embrace. Для Инспектор Лис. Мой дорогой друг решил выложиться на фикбуке, и мы поспорили, что он получит камушек хоть за одну свою работу. Честное слово, лучше бы я выиграла, ибо, на мой взгляд, его работы того достойны. Но поскольку я проиграла, я задолжала ему фичок с пейрингом Питер\Айзек. Это AU, в котором Питер укусил Айзека и стал преследовать его с целью воскрешения вместо Лидии. Вероятен OOC.
Читать дальше?Айзек открывает глаза и смотрит на обгоревший дом. От него веет горечью, болью, отчаяньем, смертью и сырой землёй. Почти как на кладбище. Айзек знает, как на кладбище, потому что часто помогает там отцу. С мёртвыми куда привычнее: они не косятся подозрительно на синяки, не шепчутся за спиной и не избегают. Им просто всё равно. И этот вариант устраивает его больше, чем отношение окружающего мира. Но с некоторых пор один мёртвый – или всё-таки не до конца мёртвый? Такое вообще бывает? – является ему во снах и не даёт спокойно жить. Айзек знает, что это сон, потому что по своей воле ему незачем приходить к этому мёртвому дому. Незачем смотреть на последствия трагедии шестилетней давности. Он закрывает глаза и надеется, что откроет их, будучи уже в своей комнате. Пусть лучше его всю оставшуюся ночь промучает бессонница. Не впервой. Не впервой уподобляться тем, для чьих гробов он роет ямы. Словно зомби, бродить по школьным коридорам, не усваивая информацию и с трудом записывая отдельные слова. “Политика”. “Собственничество”. “Распад”. Айзек чувствует, что распадается. Клетки не делятся, а просто рассоединяются и покидают его тело, не восстанавливаясь. Он слаб и пуст. Его валентность равна нулю. Когда Айзек открывает глаза, он стоит на обгоревших досках, усыпанных пеплом и прахом. Его босые ноги тонут в могильной земле и давят извивающихся трупных червей. Питер обнимает его со спины, заставляя вздрогнуть. Не только от неожиданности, но ещё и от холода. Объятие мертвеца. Название для второсортной детективной истории с налётом мистики, честное слово. Если бы Айзек не боялся открыть рот из-за подступающей к горлу тошноты, он бы рассмеялся. Звук бы эхом прокатился по заброшенному зданию, рикошетя и возвращаясь обратно в грудную клетку. Заставляя подавиться и испуганно замолкнуть, с трепетом ожидая хоть одного слова от того, кто теперь владел его снами. Безраздельно властвовал, не давая ступить и шагу в сторону. - Это вынужденная мера, Айзек, ты же знаешь, - наконец произносит Питер, одну из своих холодных, обгоревших рук опуская туда, где за кожей и рёбрами бьётся сердце Айзека. – Мне пришлось укусить тебя. Инстинкт самосохранения. “Чётко продуманный план”, - возражает Айзек, но исключительно в мыслях. На самом деле он ничего не знает о планах Питера. Он и самого Питера не знает. Не знал. До тех пор, пока после школьной вечеринки не вышел на поле для лакросса. И какого чёрта его туда потянуло? Вышел бы кто другой, его жизнь сложилась бы совсем иначе. Теперь же, как будто ему мало кошмарной реальности, он мучается ещё и во сне. - Сейчас ты не понимаешь это, но потом обязательно поймёшь, - уверяет Питер и ерошит рукой его взмокшие от пота кудри. Стискивает в пальцах, дышит почти в самое ухо. – Мне ещё многое предстоит сделать, но для этого надо вернуться. Мне требовался помощник, и я нашёл его. Ты – особенный, Айзек. Ты совершенно особенный. Айзек не знает, в чём он особенный, но в данный момент ему хочется быть совершенно обычным. Заурядным. Невыделяющимся. Неприметным, как мышь или тень травинки. Возможно, он сходит с ума. Возможно, однажды отец слишком сильно и рьяно заставил его голову поздороваться со стеной, он получил сотрясение, и теперь… Чёрт знает, что теперь. Но Питер – оборотень, это совершенно точно. В тот вечер у него были очень острые клыки, и глаза горели красным огнём. Такого не бывает, даже если очень долго смотреть на включённые прожекторы на поле. Такого просто не бывает. В принципе. Ни при каких обстоятельствах. Но именно так оно и есть. У Айзека на боку раны, они очень горячие, и их жжёт. И они не заживают. Отец думает, что на Айзека по дороге домой напала бешеная собака. Он заставил его сходить в больницу, даже не став упоминать и без того очевидные, уже давно не обговариваемые детали вроде “не смей заикаться о том, откуда у тебя синяки”. Ясное дело, откуда: с лестницы упал. Врезался в дверь по неосторожности или спросонья. Сам себя ударил во сне. На крайний случай, подрался с ребятами в школе. Мало ли возможностей заработать себе красочные пятна в таком возрасте. Питер обходит его, подцепляет когтем подбородок и заставляет смотреть в глаза. Изучает пристально, словно где-то на лице невидимыми чернилами написаны узоры древних рун, способных вернуть его к жизни. Впрочем, с этой чертовщиной кто знает, может, он попал в точку. - Отпусти меня, - просит Айзек. Не сейчас, конечно, а вообще. Просит уйти из его снов, из его жизни. “Оставь меня в покое” звучало бы слишком отчаянно и в то же время требовательно. У него недостаточно сил, чтобы заявлять такое, да ещё и убедительным тоном, с нужной интонацией. У него есть силы только шептать, просить, умолять. Он готов даже встать на колени и обвить своими худыми руками чужие колени в удивительно чистых брюках. Только, пожалуйста, пожалуйста… Питер улыбается: - Неправильный ответ. И сердце Айзека ухает в самые пятки. - Ты должен помочь мне, Айзек, понимаешь? – Питер говорит сочувственно и ласково, как с маленьким, да ещё и неизлечимо больным ребёнком. Словно в сотый раз пытается втолковать одну простую истину: два умножить на два будет четыре, и никак иначе. Если только в другой Вселенной, и то вряд ли. - Я вынужден прибегнуть к экстренным мерам, чтобы склонить тебя на свою сторону, да? – Питер говорит так, будто ему очень не хочется это делать, но он вынужден. Как добрый отец, которому следует наказывать нерадивое чадо хоть иногда. Как тот, у кого не остаётся иного выбора. - Нет, пожалуйста, нет… - тут же начинает лихорадочно шептать Айзек. Он цепляется за отвороты пальто и смотрит в засасывающую бездну чужих глаз. Питер качает головой и всем своим видом выражает разочарование. Разрушенную надежду на то, что Айзек окажется более сговорчивым и понятливым мальчиком. Ведь он не просит ничего из того, что нельзя было бы выполнить. Всего лишь небольшое содействие. Разве это много? Айзек обнаруживает себя в знакомом холодильнике и, оцепеневший от ужаса, смотрит, как Питер, улыбаясь, захлопывает дверь. - Нет, пожалуйста, только не это!.. До этого момента Айзек не знал, что в нём ещё можно что-то сломать. Что он разбитый ещё не до конца, не весь. Что есть ещё отдельные части, пусть даже ничтожно маленькие, которые можно с наслаждением заставить пойти трещинами и осыпаться в пальцах. - Пожалуйста… Я помогу тебе… Только скажи, что надо делать… Первое, что видит Айзек, когда дверь холодильника открывается, - улыбку Дьявола. Она не сулит ему ничего хорошего, но он устал бороться.
Вопросы с тумблера. О сексуальной жизни Питера и Криса >:3 Как и в прошлый раз, напоминаю, что это сугубо личное мнение, и я не стремлюсь никому его навязать. Однако не прочь выслушать ваши варианты относительно этой пары в комментариях =]
Подглядеть в замочную скважинуКто громче? Питер. То есть, на самом деле они оба не то чтобы любители поорать и дать всем знать, что у них там происходит. Если они затеют игру в молчанку, то, скорее всего, ни один не проиграет. Взрослые люди, в состоянии себя контролировать. Просто Питер считает, что, если тебе хорошо, это не стоит скрывать, а потому не сдерживается. Крис же может вообще не издать ни звука за весь процесс. Поэтому иногда Питер сначала любит долго ласкать и дразнить его, желая услышать подтверждение того, что Крису приятно. И желательно не один раз.
Они трахаются или занимаются любовью? Трахаются. Слово "любовь" по отношению к друг другу они бы, пожалуй, не употребили даже в мыслях. Всё слишком запутанно и запущенно. Соперничество, прежние обиды - всё это, конечно, влияет в данном случае.
Свет включён или выключен? Выключен.
Крал ли кто-нибудь из них у партнёра нижнее бельё? Нет))) Но Питер любит иногда оттянуть резинку трусов Криса и довольно ухмыльнуться, отпустив и услышав этот чудесный звук. Раньше Криса это бесило, теперь он только закатывает глаза и кличет Питера дитём малым. Иногда Питер отвечает на это, что тогда Крис - педофил. Ну, в общем, знаете, они любят подколоть друг друга. Иногда они делают это даже во время секса. Перебрасываются ехидными фразочками. Но это я отвлеклась.
Кто лучше в оральном сексе, и кто его предпочитает? Господи... Мне кажется, если я скажу, что Питер, Крис потом засунет мне ружьё туда, где не светит солнце, и пальнёт без зазрения совести. Крис, только не обижайся, но... Питер лучше. Будем считать, у него к этому врождённый талант. Кто-то хорошо рисует, кто-то - пишет, кто-то - лепит, а Питер вот... Хотя я должна заметить, что они наверняка оба хороши, хотя у обоих не так уж много опыта и практики было. То есть, ребята, один из них был в коме, а второй обзавёлся семьёй, при этом продолжая гоняться за оборотнями. Как-то вот не до орального секса. А насчёт того, кто предпочитает... Да оба вроде не дураки, чтобы от такого отказываться.
Кто больший саб? У них нет большего или меньшего саба. То есть, в большинстве моих фиков Крис снизу, но это не значит, что он саб в большей или меньшей степени. Тут дело тесно связано с вопросом "Кто инициатор?", и на него я отвечу: Питер. Питер часто провоцирует Криса. И словами, и действиями. И на секс, и на драку, и на просто словесный поединок, саркастичную перепалку. В итоге они могут подраться в принципе и за то, кто будет сверху, заодно. И Питер, в общем-то, не против, если в итоге он окажется оттраханным, но и поиметь Криса (во всех смыслах) он тоже не откажется.
Кто более чувствительный? Ох, ну. Вообще-то я, наверное, должна ответить, что это опять Питер. Ибо, поскольку он - оборотень, у него обострены все чувства. То есть, у него и так всё усилено, а если закрыть глаза, то всё остальное, через что он воспринимает мир, усилится ещё больше. Офигенно, короче. Но и у Криса порядочно чувствительных точек, которые Питер изучил за то время, что они были вместе. И он любит этим пользоваться. По поводу и без.
У кого больше терпения? Пролистывая тумблеровский тег, я лично сначала подумала о другом. О чём бы ни подумали вы, всё равно у Криса =D
По каким кинкам они сходятся? Они нередко бывают грубыми, поэтому немного крови, царапины и отметины не возбраняются, но только не на видных местах. И дело не в том, что кто-то из них мутит с другими, просто у Криса дочь спойлербыла, а Питер всё-таки иногда контактирует со стаей. Если они уже знают по запаху, с кем он веселится, то необязательно добавлять масла в огонь и ещё демонстрировать, что этот кто-то с ним делает. А если не знают, так тем более лучше на мысли всякие не наводить.
А по каким расходятся? Я даже не знаю. Может, разве что, если Питер захотел бы сделать это в месте, где их могли бы заметить. Даже если вероятность мала. Например, ночью в тёмной подворотне. Или в парке в кустах. Хотя вообще это вряд ли, Питер любит комфорт, но, знаете, ситуации всякие бывают. Ему бы понравилось, а Крис бы обозвал это безрассудством и наотрез отказался.
Там, где я это взяла, были и другие вопросы, но я не стала на них отвечать. Если очень интересно, могу всё-таки попробовать =]
Во-первых, приветствую тех, кто присоединился к списку моих ПЧ! =] Напоминаю, что для вас есть приветственный пост [ссылка на него есть в эпиграфе], и там можно по желанию рассказать что-нибудь о себе и заказать приветственные драбблы. Не стесняйтесь, пожалуйста, я никого не ем (только надкусываю, если очень смелая) и, как правило, не грублю :3 Во-вторых, ... штука! Писанинка. Со спойлерами и печальбедой. Остерегайтесь.
Название: When Автор:Св. Иоанн Уотсон Фандом: Teen Wolf Жанр: AU, angst Персонажи: Питер Хейл, Крис Арджент, Эллисон, Дерек Рейтинг: PG Размер: ~1000 слов Предупреждения:OOC, спойлеры и упоминание смерти персонажа. Даже не одного.
Читать дальше?..Когда Питер потерял почти всю свою семью в пожаре, рядом не было никого, кто мог бы его утешить. Он и сам-то себя утешить не мог. Запертый в собственном теле, метавшийся внутри самого себя и мечтавший не столько положить цветы на могилу, сколько отомстить. Шесть лет это желание было единственным, что заполняло его пустое, выжженное нутро, где остался только пепел, толстым слоем осевший на сердце и рёбрах. Поэтому, когда Крис теряет единственного и последнего члена семьи, который был ему дорог, Питер не знает, чем ему помочь. Не знает, что ему сказать. Крис говорит, что научился раскладывать свои чувства по полочкам. Крис говорит, что умеет себя контролировать. Крис говорит, что в любом случае потерял бы её. “Охотники редко умирают своей смертью, тебе ли не знать”. Но Питер чувствует запах вины и смерти. Не чужой смерти, а как будто сам Крис умирает, но снаружи это незаметно. Как будто в нём поселилась какая-то болезнь, медленно убивающая его изнутри. Клетку за клеткой. Питер бьёт Криса по лицу, кричит: - Очнись, ну же! Прекрати убивать себя! Борись! Крис не отвечает, не бьёт в ответ, и это бесит ещё больше. Питер сжимает в пальцах воротник клетчатой рубашки, притягивает к себе, рычит прямо в лицо, громко, обнажая волчьи клыки, трясёт, словно тряпичную куклу. - Ты закончил? – голос Криса равнодушный и тихий. У него разбита губа, а на скуле наливается синяк. Ещё у него слегка помяты бока, хотя рёбра вроде не сломаны, и, возможно, он будет хромать на правую ногу ближайшую неделю. И, тем не менее, в его взгляде нет ни капли злости на то, что Питер сотворил с ним всё это в порыве отчаянья. Собственного бессилия. Ни капли желания ответить тем же. Ответить в принципе. - Скажи, как мне поддержать тебя, что сделать, - сдаётся Питер и шепчет в его кадык, опустив голову. Поражённый воин. Он мог бы разодрать зубами и когтями тысячи зверей, но он не может победить чужую тупую боль от потери. Не знает достойной замены пустоте внутри, потому что сам живёт с такой же вот уже несколько лет. Питер с болью думает, что Крису нужен кто-то живой. Цельный. А не разбитый и сожжённый, как он. - Я в порядке, - уверяет Крис и спокойно отцепляет руки Питера от своей рубашки с живописными дырами от проехавшихся когтей. Питеру хочется выпрыгнуть в окно и умчаться в заповедник тихого городка, чтобы там взвыть от тоски, отпуская себя на волю. Вместо этого он плетётся в одну из ванн дома Арджентов, теперь совершенно пустого и неестественно молчаливого, чтобы принести аптечку и обработать то, что сам подарил Крису. Он просто хотел вернуть всё назад. Вернуть Криса назад. Потому что раньше Крис всегда отвечал. Он никогда не уступал в словесных перепалках, бросался колючими, едкими фразами, пусть вдогонку, пусть шёпотом, но зная, что Питер всё равно услышит. Он всегда бил в ответ, всегда дрался до конца, даже если понимал, что силы неравны, потому что он не оборотень. Но сейчас Крис только морщится, когда Питер смазывает раны, надавливает пальцами чуть сильнее на синяк по неосторожности, перебинтовывает отметины от когтей. - Когда она впервые взяла в руки арбалет, её надо было видеть, - тихо говорит он, глядя в пустоту. – Никакого страха перед оружием, только любопытство и желание поскорее применить. Она аж подпрыгивала на месте, такая нетерпеливая, юркая, стремительная. Глаза у неё горели, пальцы, ещё такие маленькие, совсем неприспособленные, обхватили крепко, буквально вцепились. Она сощурилась, словно хотела увидеть что-то крохотное на листе с мишенью и попасть именно в него. Кажется, я гордился ею уже тогда. Даже несмотря на то, что она не попала точно в цель. Я и не требовал этого от неё в самый первый раз. Она и без этого хорошо справилась, моя Эллисон… Питер неосознанно поглаживает Криса по колену, слушая внимательно. Это всё, что он может. Выслушать. Дать выговориться. Поделиться. - Мы не должны были сюда возвращаться, - качая головой, отстранённо тянет Крис. – Не должны были. Этот город не принёс нам ничего, кроме боли. - Твоя дочь впервые влюбилась здесь, - аккуратно возражает Питер. - Да, в оборотня, - фырчит Крис. – А потом на её глазах убили тётю. А затем она потеряла мать. После этого обезумевший дедушка, опять же, на её глазах захотел превратиться в волка, чтобы избавиться от смертельной болезни. И тоже всё сложилось не лучшим образом. В довершение всего она… Он прерывается и прикрывает глаза на мгновение, не без труда выдыхая. - Что случилось, то случилось. Ничего уже не исправишь. Питер хочет сказать, что Эллисон не хотела бы, чтобы Крис отказывался от всего и медленно убивал себя после её смерти. Что она не хотела бы, чтобы он жил прошлым. Но он молчит, потому что не имеет права так говорить. Кто он такой, чтобы лучше всех знать о её желаниях? О чьих бы то ни было желаниях из семьи Арджент, учитывая, что единственным, с кем он поддерживал связь из опасного сборища охотников, был Крис? Питер помогает ему подняться и ведёт до кровати, поддерживая, пока тот не ложится. - Я думаю уехать отсюда, - говорит Крис то ли ему, то ли потолку. – Я думал, мы всё равно уедем, когда Эллисон окончит школу, но теперь меня тем более ничто не держит. Питер ложится рядом и накрывает его руку своей. По венам чёрным струится боль, и он жалеет, что не может так же забрать и душевные страдания, всего лишь прикоснувшись. - Я мог бы поехать с тобой. Путешествие по миру… Разве это не романтично? Он ухмыляется, проглатывая то, что буквально рвалось с языка раньше: “Ты просто хочешь убежать”. Даже если и так, имеет ли он право винить Криса в этом? Он и сам сбежал бы, если бы мог в то время. Сбежал бы от запаха гари, которым разило от остатков дома Хейлов, от призраков прошлого, от боли и потерь. Бежать всегда проще, чем принять это и жить дальше. - Бросишь племянника? – в голосе Криса звучит что-то, похожее на удивление и заинтересованность. - Он уже взрослый мальчик и может сам определиться с тем, что ему нужно в жизни, - Питер пожимает плечами. Дерек в любом случае обращался к нему только за советами относительно сверхъестественных явлений. Обычная теплота родственных уз его не волновала. Не в случае с дядей, по крайней мере. Питер не винил его за это. После некоторых… поступков он не мог претендовать на радостные и долгие объятия. Крис ничего не отвечает. Пройдёт ещё много времени, прежде чем он станет хотя бы тенью себя прежнего, но Питер, несмотря на свою нетерпеливость, обещает себе, что дождётся этого момента и будет способствовать этому всеми возможными путями.
Когда-нибудь, глядя на это, я вдохновлюсь настолько, что что-нибудь по ним напишу. 1.03. 21:50 и 2.03 21:15 Себе на память понравившееся с AO3 (как выяснилось, всё одного прекрасного автора - jamie_lee): "Ведьмин круг и "Все может стать хуже (ты только попроси)".
Название: Chris' madness Автор:Св. Иоанн Уотсон Фандом: Teen Wolf Жанр: AU, hellomadness Персонажи: Питер Хейл, Крис Арджент, Эллисон Рейтинг: G Размер: чуть-чуть не дотянула до трёх тысяч (допы в это число не включены) От автора: я могла бы, наверное, назвать его "Embrace the Madness", поскольку оно чудесно подходит, но так бы я чувствовала себя плагиатором слогана второго сезона Ганнибала ^^ OOC неизбежен, будьте осторожны. Пост на соо нестандартных пейрингов.
Читать на свой страх и рискБезумие - оно такое. Тягучее и приторное. Как карамель. Как голос Питера. - Кристофер... - зовёт тот. Манит. Привлекает на свою тёмную сторону. Туда, где нет места здравому рассудку и трезвому взгляду на вещи. - Кристофер... Так звал его только отец. Никто и никогда в жизни больше не звал его Кристофером. Деловые партнёры звали его Крисом. Друзья звали его Крисом. Жена звала его Крисом. Даже Питер, когда был жив, звал его Крисом. Но сейчас, когда тьма собирается вокруг сердца и мысли медленно, словно пытаются пройти сквозь болото, с каждым шагом всё больше утопая, ворочаются в голове, он тянет это злополучное "Кристофер", и оно тяжёлым грузом оседает на плечи. - Не называй меня так, - просит Крис бесконечно устало и зажимает уши руками, когда Питер, ему назло, повторяет снова и снова, оказываясь слишком близко, шепча так громко, откликаясь как будто со всех сторон одновременно, атакуя. - Хватит! - кричит Крис, и внезапно в голове - звенящая тишина. И она сводит с ума не хуже прежнего. Крис смеётся. Так или эдак. Выхода нет. Избежать не получится.
- Однажды мне стало холодно внутри, мои органы стремительно замерзали, и быстрее и сильнее прочих - сердце. И тогда я поджёг свой дом, - говорит Питер, и ногти его врезаются в кожуру апельсина. - Сердце моё билось в ритме древнего танца, восхваляющего богов, и плоть моя плавилась, но это ничтожно по сравнению с тем, что творилось в моей груди. Резкий запах забивается Крису в ноздри, он включает громче телевизор, чтобы не слышать, но голос Питера всё равно звучит, сквозь, между, вместо, проникая под кожу. Потому что он в голове, его не перекричишь, не перекроешь. - Ты мог бы сказать, что это эгоистично, потому что вся семья моя погибла в этом священном пламени, но я отвечу тебе, что цена эта невелика. Пронизывающие голубые глаза Питера смотрят на него с экрана телевизора. Он смотрит на него, как на неразумное дитя, чьи идеалы, чьи глупые и наивные представления о морали мешают ему увидеть истину. Ведь истина выше любых законов и правил, она выходит за рамки, выплёскивается из них, словно бескрайнее море, на дне которого - кости вымерших существ, некогда живших здесь. Вышедших из моря и туда же вернувшихся. - Дым касался чистых небес, пачкал облака, уравновешивал мир. Немного чёрного в белом, немного грязного в чистом. Так сохраняется баланс, так тому суждено быть. Поэтому я знал, что всё сделал правильно. Криса мутит, и он закрывает глаза, но под сомкнутыми веками, на обратной их стороне - эта картина, такая яркая, словно он сам был там, и каждый оттенок отпечатался глубоко в его подсознании. Горький ком с трудом проглатывается, огромным усилием заталкивается обратно, и Крис хватает ртом воздух, словно только что достиг поверхности того бескрайнего моря после долгого путешествия к самым его глубинам. Он жадно глотает, заполняя грудную клетку, облизывается, и на губах его как будто бы соль. - Ты пока не понимаешь, но скоро этот холод доберётся и до тебя, и тогда всё, что тебе важно, сузится до канистры бензина и спичечного коробка, - предсказывает Питер и протягивает ему очищенный апельсин на раскрытой ладони. Ноги Криса внезапно босые и зарываются не в ковёр, а в скользкую кожуру.
Питер протягивает к нему руки в крови, стискивает в пальцах клетчатую рубашку Криса, пачкает, словно вытирается об неё, старается смыть, но в глазах у него - ни капли раскаяния, ни единого намёка на страх от содеянного. Только безумие: затапливающее радужку, расширяющее зрачок. - Я убил всех, кем ты дорожишь, - говорит он, и на губах его - улыбка сумасшедшего, наконец получившего свою любимую игрушку. - Я убил их всех. Крис обыскивает взглядом его лицо, надеется найти морщинки в уголках глаз, складку в углу рта, раздувшиеся крылья носа - что угодно, что выдало бы враньё Питера. Что убедило бы в том, что это лишь игра, шутка, неудачный розыгрыш. И хотя Питер - актёр от Бога, на руках его кровь, точно кровь, потому что пахнет железом и слишком густая для томатного сока. И от этого становится страшно и тошно, и хочется оторвать руки от рубашки, а затем снять её саму и сжечь. Сжечь. Сжечь. Как дом. Как дом? - Теперь будем только мы. Теперь никто не помешает. Никто не отберёт тебя у меня. Никто не будет тянуть тебя обратно, туда, где все притворяются, что в здравом уме и твёрдой памяти. Ха. Нам больше не понадобится эта ложь. Тебе больше не нужно будет притворяться. Там, где я, - только свобода. - Нет... Нет! - Крис отталкивает его и бежит прочь. Он запирается в комнате и закрывает уши. Но слова всё равно сочатся отовсюду. Они плывут по стенам, вытекая из углов, они постепенно заполняют комнату, забираясь в щель под дверью. И превращаются в кровь. Окна не открываются, а прятаться в шкафу - бесполезно. Крис ложится на кровать, достаёт нож из-под подушки и вонзает его себе в грудь. Крис с криком просыпается и садится на кровати, быстро и шумно дыша, чувствуя, как липнет к взмокшей спине футболка. Немного придя в себя и успокоив бешено бьющееся сердце, он осматривается и видит Питера, сидящего на подоконнике. На руках его кровь. - А что ты хочешь? - тот оборачивается и разводит ими. - Твоя жизнь превращается в кошмар. Крис не находит в себе силы подняться и проверить, в порядке ли Эллисон, спящая в соседней комнате. Он слишком боится увидеть труп.
- Наверное, в прошлой жизни я очень много грешил, раз в этой я галлюцинирую, и, более того, моя галлюцинация - ты, - ворчит Крис, качая головой. - В прошлой? - с саркастичным удивлением переспрашивает Питер. - А что насчёт нынешней? Крис делает вид, что не замечает эту шпильку, абсолютно сознательно и совершенно бессовестно старается пропустить её мимо ушей. Но Питер уже завёлся. С ним всегда так: если его что-то заденет, он вцепится в это и не отпустит, пока сам не посчитает тему закрытой. Пока сам не поставит точку. Одно из тех многочисленных качеств, которое Крис в нём ненавидит искренне и чисто, безо всяких примесей. - Знаешь, очень жаль, что у охотников нет этого индикатора убийств невинных жертв, как у нас. Иначе у тебя тоже были бы ярко-голубые глаза. Не так ли, Крисси? Крис отчаянно пытается не вспоминать, не думать. Заблокировать все воспоминания, которые хранились в самом тёмном углу на самой высокой полке в пыльной кладовой, куда давно никто не заглядывал. Но Питер услужливо подсказывает, слова льются песней из его рта: - Тебе было двадцать три, вас занесло куда-то в Айову, и как раз тогда начались эти странные смерти. Крис помнил. В газетах ещё писали, что это, должно быть, бешеные собаки, только какого чёрта у бешеных собак такие большие отпечатки лап, и неужели недавнее полнолуние совсем не имеет к этому отношения? - Он был ещё совсем щенок, Крисси. Цыплёнок, жёлтый пушок, детский писк. Сколько ему было? Навскидку лет пятнадцать, не больше. Тощий, со всклокоченными волосами, словно от удара током, горящие глаза. Полон жизни. Крис морщится, не в силах прогнать образ, тут же вставший перед глазами. - Может, ты завидовал ему? Его свободе? Ему-то родители наверняка не говорили, во сколько ходить в туалет, - фырчит Питер, явно насмехаясь над спартанским расписанием, которое Крис соблюдает, кажется, и по сей день. - Я не завидовал, - говорит он, хмурится, но самому себе кажется совершенно неубедительным. - Ты пристрелил его, Крис. Пальнул в него пулей из аконита и смотрел, как он мучается, раздирает себе руку до самого мяса, пытаясь вытащить её. Зная, что, даже если он вытащит, яд уже проник в кровь, ему не спастись. А он умолял, извивался, кусал губы в кровь, стискивал зубы, выплёвывал, выл. Говорил, что не виноват. Ты ведь выяснил потом, что он не виноват, верно? - ...верно, - глухим эхом отзывается Крис. Позабытая вина затапливает, душит, жжёт глаза с новой силой. Словно и не прошло несколько лет. - Но от отцовского похлопывания по плечу, сильного, выражающего гордость за сына, тебе стало противно ещё до этого, так ведь? - хмыкает Питер, и Крис поджимает губы, вспоминая, как по телу прошли мурашки, и захотелось сбросить отцовскую руку - неожиданно тёплую, с широкой ладонью. Скинуть со своего плеча, вытереться, смыть. А потом стало противно и от себя самого. Что наблюдал за чужими страданиями и ничего не сделал. Ничего не почувствовал. - Ненавижу тебя, - выдыхает он уже в ванной: с лица капает вода, в усталых глазах - сетка красных сосудов. Отражение Питера в овальном зеркале ухмыляется в ответ.
Крис открывает глаза и в первое мгновение не может понять, где находится. Здесь холодно, темно, сухо и жёстко. Он пытается поднять руки и ударяется костяшками пальцев о дерево. Вот чёрт! Он ощупывает пространство вокруг себя, как может, больно стукается локтями о преграды, при этом стараясь спокойно дышать, но не в силах унять бешеное сердцебиение. Бессмысленно отрицать очевидное. Его похоронили заживо. - Страшно, да? - Крис вздрагивает, услышав знакомый голос, идущий как будто бы через несколько слоев плотной ткани: приглушённый, но слова разобрать можно. - Питер! - он злится, наконец, понимая, чьи это происки. - Прекрати играть с моим подсознанием! - А я и не играю, - до странного спокойно хмыкает тот. - Ты делаешь это сам. Крис резко дёргает головой в сторону, фырчит, отрицая. Не может быть. Он никогда не боялся ничего подобного, чтобы сейчас оказаться в таком положении. С другой стороны, сейчас это кажется действительно пугающим, и паника медленно поднимается вверх, от кончиков пальцев ног, рискуя вскоре затопить лёгкие и сердце, отключить мозг, лишая его всякой способности трезво мыслить. Крис хлопает по себе руками, проверяя, не соизволило ли больное подсознание оставить ему пистолет в кармане джинсов, чтобы прострелить... ну да, гроб. Он ведь в гробу? Или, как минимум, в какой-то деревянной коробке. Сделанной по совести, потому что подушечки пальцев не обнаружили никаких возможных заноз. Впрочем, это не сильно обнадёживает. Крис стискивает зубы и, вжавшись в дно, пытается выиграть себе побольше места, чтобы размахнуться и ударить кулаком. Разбить. Выбраться. Паника добирается уже до коленок, он мелко подрагивает, пытается выбить доски ботинками, сдерживается от хаотичных движений, которые не помогут, зато отнимут порядочно сил. Очень сложно просчитывать свои действия, если ты находишься в заколоченном ящике под землёй. На глубине скольких метров он лежит? Именно в этот момент в голову впервые закрадывается мысль, а стоит ли вообще бороться. Даже если всё это происходит исключительно в его голове... Даже если так, то... Крис кричит и бьёт по дереву, обезумев, забывая себя, собственное имя, всё на свете, мечтая только о том, чтобы оказаться на поверхности. Даже если там не окажется ни одного живого человека, кроме галлюцинации-Питера. Пожалуйста, только дайте ему выбраться. Он хочет вдохнуть полной грудью, он хочет потянуться и услышать, как хрустят кости. Он кашляет, переставая кричать, и мечтает о глотке воды. Лёжа в деревянном ящике, погребённый заживо, теряешь ощущение времени. Крис даже не знает, день сейчас или ночь. Сколько прошло времени? Час? Пятнадцать минут? Неужели он так и умрёт здесь? - Питер! - кричит он. - Питер, мать твою! Вытащи меня отсюда! Ему отвратительно с самого себя. Он совершенно не намеревался просить помощи. Особенно у того, кто и так постоянно издевается над ним. Затуманивая разум странными речами, заполняя его жуткими образами, вызывая фальшивые воспоминания. Или же..? Он понятия не имеет, как Питер может ему помочь - как может ему помочь голос из головы, ночной кошмар, галлюцинация? - но больше просить некого. Однако Питер не откликается, и Крису тесно, плохо и страшно. К горлу подступает ком, его начинает тошнить, и он закрывает себе рот и мысленно просит неизвестно кого, чтобы всё обошлось. Если он должен будет здесь умереть, он предпочтёт сделать это не в собственной блевотине. Когда его немного отпускает, он снова бьёт по крышке. И снова. И снова. Целенаправленно. Так сильно, как только может. Сбивая в кровь костяшки. Боясь дышать, потому что иначе пропустит первый обнадёживающий звук - хруст доски. С каждым ударом продолжать всё больнее, и Крис крепче стискивает зубы, хмурится, морщится, но терпит. - Ради кого ты возвращаешься? - спрашивает Питер, снова заставляя его вздрогнуть, но не преуспевая в попытке отвлечь. - Ради дочери? Она уже достаточно взрослая, чтобы обходиться без твоей помощи. Крис зажмуривается (всё равно ни зги не видно) и старается не слушать. Он уже давно перестал задаваться вопросом, зачем Питеру делать такие вещи. Вы же не спрашиваете у ночного кошмара, почему он вселяет в вас страх и ужас, наделяет липким холодным потом и заставляет стонать и вздрагивать. Бесполезно. Всё равно ответа не дождёшься. Или получишь какую-нибудь туманную фразу на совершенно другую тему. - У тебя не осталось семьи. Твоя жена мертва. Твой отец... Будем честны, ты был бы счастлив, если бы он сыграл в ящик. Зачем ты стремишься на поверхность? Не лучше ли умереть здесь? Позволить всем отдохнуть от тебя? Крис радостно выдыхает, услышав хруст, невероятно громкий в этой давящей на уши тишине. Он сажает себе занозы и пытается отковырять доску, подцепить, чтобы потом оторвать или хотя бы отодвинуть в сторону. - Почему ты борешься? Какие у тебя стимулы, чтобы жить? - Чёртов философ, - бормочет Крис, а потом набирает воздуха в грудь и закрывает рот. Потому что в коробку начинает сыпаться земля. Паника захлёстывает Криса по новой, и он старается выкарабкаться, двигает резко руками, пробует оттолкнуться, погрузиться в землю, позволяя сжать себя со всех сторон. Он продирается, стремится наверх, тянется изо всех сил и благодарит неизвестно кого за то, что Питер молчит. О, этому типу всегда есть что сказать, просто иногда он замирает, молчит, словно собираясь, натягиваясь, как пружина, для нового выпада. В эти когда короткие, а когда и длинные мгновения Крис имеет возможность передохнуть, а сейчас - ещё и приблизиться к поверхности. Пожалуйста... Когда сил уже почти не остаётся, руке вдруг становится не за что схватиться, и Крис, сдерживая порыв вскрикнуть, вкладывает все силы в то, чтобы подтянуться, добраться, наконец, до желанной цели. Отряхиваясь и жадно глотая воздух ртом, он обнаруживает себя на кладбище. На него опустилась ночь, в небе сияет полная луна. На надгробии с его именем сидит Питер и мечтательно улыбается. Довольно странное и непривычное выражение на знакомом лице. - Воды? - вежливо спрашивает он и протягивает наполовину выпитую бутылку. Крис отряхивается и жадно присасывается к горлышку, едва отвинтив крышку. Последние капли он выливает на лицо, размазывает по нему землю, вздыхает облегчённо. - Меня хоронили без гроба, - говорит Питер, махнув рукой, как бы позволяя Крису этим жестом оставить пустую бутылку себе. - Представляешь, каково это - однажды открыть глаза и оказаться под землёй? Она забивается в глаза, в рот, в нос. Всюду. Паника сковывает всё тело... - Теперь знаю, - кивает Крис. Оба замолкают и смотрят на полную луну.
Крис начинает курить, потому что чувствительный волчий нюх Питера это раздражает. Он ведь всё равно не умрёт от старости в кресле-качалке. Либо его разорвёт оборотень (что бы он ни говорил про конец охоты, это самообман, наивная глупая ложь), либо он пустит себе пулю в висок, став оборотнем. Либо ещё какая-нибудь паранормальная дрянь отправит его прямиком на тот свет. Он также не исключает вариант пьяного водителя и апокалипсис с огненными шарами, падающими с небес. На самом деле его не особо волнует, если к этому списку прибавится ещё и рак лёгких. Больше его волнует то, что его новое пристрастие замечает дочь. - У меня раньше была такая привычка, - врёт Крис, и ему противно, потому что он врёт собственной дочери. Не то чтобы он ей никогда не врал. Далеко за примером ходить не надо было: когда приехала Кейт, он солгал, из-за чего посреди ночи срывается с места. Машина. Конечно. Что ещё он мог сказать в те дни? "Извини, на твою тётю напало чудовище из комиксов"? И, тем не менее, Эллисон смотрит настороженно и подозрительно, ещё подростком ты был отвратительным лгуном, Крисси, совершенно никудышным, шепчет Питер, и Крис тушит сигарету о край раковины, наполовину заполненной грязной посудой. Он прекрасно понимает, какие выводы невольно делаешь. Если пагубная привычка вернулась, значит, сейчас есть какой-то стресс. - Что ты ей скажешь? - в голосе Питера, вертящего в руках декоративный глобус (когда только успел стащить из кабинета?), искреннее любопытство. - Расскажешь ей правду? Скажи ей правду. Заставь её себя возненавидеть. Питать к тебе отвращение. Отстрани от себя. И тогда мы сможем быть вместе. Как раньше. - Пап, что происходит? - дочь хмурится, делает шаг вперёд, беспокоится, старается заглянуть в глаза. - Мы же отошли от сверхъестественных дел, ты сам настаивал. Я думала, это потому, что ты переживаешь за меня. - Я и сейчас переживаю за тебя. Пожалуй, ещё больше, чем прежде, - вздыхает Крис. Он не знает, как к этому подобраться. Он не знает, как выставить себя в лживо-добром свете. Потому что он обманщик и изменник. Он просыпается и понятия не имеет, куда деться от ненависти к самому себе, чем её подавить, куда затолкать. - Ты можешь рассказать мне, - Эллисон подходит и кладёт свою руку на его. - Я не брошу тебя. Мы ведь семья. Крис снова вздыхает и с большим трудом выталкивает из себя слова: - Когда-то я был близок с одним оборотнем... - Правильно, степень близости лучше не уточнять, - издаёт ироничный смешок Питер. - ...и теперь он... теперь я... я вижу его. Хотя он мёртв. Он не может быть жив. Он не может быть здесь. Ты же не видишь его. Крис говорит немного сбивчиво и ненавидит себя за это. За этот разговор. За Питера. За всё. Он должен быть сильным отцом, опорой и поддержкой. Вместо этого он жалуется на галлюцинации и заикается, словно третьеклашка, пытающийся придумать разумное оправдание невыполненной домашней работе перед всем классом и грозной учительницей. - Это... это был один из Хейлов? Его дочь. Всегда, с самого детства такая смышлёная. Он просто кивает. - И чего он хочет? Этот оборотень. - Он хочет, чтобы я сошёл с ума. Питер довольно щурится, слегка улыбаясь, с громким хрустом ломая глобус в своих руках при помощи волчьих когтей. - Может, он провёл какой-то ритуал без твоего ведома? Как-то связал вас двоих перед смертью? Может, от этого можно избавиться? Давай сходим к Дитону, вдруг он поможет. Пап, ну же. Не опускай руки, - Эллисон теребит, прикасается, гладит по плечу, тянет на себя, снова пытаясь заглянуть в глаза. Крис знает, что это бесполезно. Но умудряется выдавить из себя улыбку. Они с Питером похожи на шнурки для кроссовок. Потому что на самом деле это один большой шнурок с двумя концами. И он надеется только на одно: когда один конец перетечёт в другой, когда будет отмерено больше половины, Питер не тронет его дочь.
--
Допы-бонусы к фику: то, что в него не вошло, но могло быПослесловие автора, или “типа бонусы”. Здесь я по просьбе Leeloo2525 опишу то, что не вошло в рассказ, хотя могло бы. Идеи, образы, отрывки. Их всего-то три штуки, и они небольшие.
-1-
Питер толкает его в озеро, предварительно привязав камень и обернув верёвку вокруг живота. Камень недостаточно большой, чтобы утянуть ко дну, утопить, но достаточно большой, чтобы удержать под водой. С Питером как раз именно так. Как под водой. Все остальные звуки приглушаются и становятся второстепенными, неважными. Громкость окружающего мира стремительно уменьшается под толстым слоем воды, дети, играющие друг с другом в том же озере, становятся всего лишь размытыми пятнами, маячащими на границе периферического зрения, а там, наверху, искажаясь, преломляясь, светит солнце. - …апа… - чей-то голос настойчиво пробивается сквозь эту толщу, зовёт, вытягивает. - Папа! Крис рывком оказывается на поверхности, глотает ртом воздух и ощупывает живот, на котором даже не остаётся следа от верёвки. Груз больше не давит. На самом деле он просто моргает и оказывается, наконец, в реальном мире. Дочь смотрит на него немного обеспокоенно, но, добившись ответа, чуть улыбается и спрашивает: - Как прошёл твой день? В воздухе как будто висит неозвученное “Наверное, не так интересно, как раньше, с охотой на оборотней и бессонными ночами с арбалетом наперевес”. Крис слегка улыбается в ответ: - Всё хорошо. Как твой? - На удивление, никаких странных происшествий, - Эллисон тихо смеётся, но потом внезапно мрачнеет: - Это ведь только затишье перед бурей, верно? Мы потревожили Неметон, и теперь… Он прерывает её, кладёт руку на плечо и слегка сжимает: - Что бы ни случилось, ты справишься с этим. Ты у меня сильная. Дочь кивает. - И я рядом. Только скажи, и я всё сделаю для тебя. “Ты – всё, что у меня осталось”, хочет сказать он, но не говорит. Она и так это знает. Она дожидается, когда он уберёт руку, и, прихватив с собой красное спелое яблоко, бросив что-то про уроки, отправляется в комнату. - Не смей ограждать меня от дочери, - шипит Крис, нахмурившись, едва Эллисон скрывается на втором этаже. – Можешь оградить меня от всего мира, но только не от неё. Я нужен ей. - Ой ли? – фырчит Питер, материализуясь на столе. Закидывает ногу на ногу, перекатывает в руках другое яблоко. – Может, это она нужна тебе? Как защита от меня. Ты цепляешься за неё, думаешь, она спасёт тебя, удержит на грани, не позволит перейти черту, когда ты уже не сможешь отличить сон от реальности. Крис молчит, отвернувшись, даже не глядя на свой воплотившийся кошмар. - Ты слишком много на неё взваливаешь. Она даже не знает, что с тобой происходит. - Предлагаешь рассказать ей, что я спал с оборотнем? - Она и сама в этом плане не безгрешна. - Нет. Это не одно и то же. Ты меня не заставишь. - Конечно, нет. Ты сам до этого дойдёшь. Сам себя вынудишь. Уже очень-очень скоро. Крис рычит ”Убирайся прочь” и выбрасывает яблоко. Оно стало гнилым. Всё, к чему прикасается Питер, превращается в гниль. Теряет жизнь, каплю за каплей. Он не позволит ему притронуться к Эллисон.
-2-
Крис начинает вести дневник и позже находит там записи не своим почерком безумного содержания. Или своим. Но поскольку я не прописывала ему провалы в памяти, я подумала, что у него не будет причины для того, чтобы записывать события в своей жизни. Ещё я рассудила, что можно было бы попробовать тогда уж сделать отдельный фик, построенный только на дневниковых записях и том, что с ними связано. Такая тема достойна отдельного творческого процесса. К тому же, она немного избита, и я сомневалась в своих способностях привнести свои особые краски в неё. Если же говорить о самих записях, то, наверное, Крис нашёл бы там что-то вроде: “Твоего мира не существует, есть только мой”. И ещё, может: “Ты убил его. На самом деле это ты разорвал его своими когтями. И ты знаешь это. Просто не помнишь. Просто боишься вспомнить. Боишься признать. Чем быстрее ты смиришься, тем быстрее мы встретимся”. Вопрос ещё в том, что дневник нужен, если ты подозреваешь раздвоение личности. А я не уверена в том, кто именно Питер – галлюцинация или вторая личность Криса. Вероятно, что-то среднее между этими двумя. Это загадка как для читателей, так и для меня самой. В тексте, как мне кажется, есть намёки и на то, и на другое.
-3-
Крис следит за линией пульса на приборе, лёжа в больнице. Я планировала это как одну из игр Питера с подсознанием Криса, как это было с погребением заживо. Но сейчас рассудила, что ему логичнее было бы показать Криса сидящим в смирительной рубашке в комнате с мягкими стенами. Вот, мол, куда тебя доведёт твоё сопротивление в конечном итоге. В любом случае, эта идея к фику как-то не прижилась, но я благодарна Leeloo2525 за подсказку, что можно было бы использовать этот образ, если бы какой-то побочный эффект от таблеток Криса привёл бы его на больничную койку.
UPD. Я не уверена, хочу ли я проводить аудиофлэшмоб (после 11 попыток записать простой ответ на простой вопрос поневоле начинаешь ненавидеть собственный голос xD), но если кто хочет меня услышать (я картавлю и гнусавлю, имейте в виду), то... Громкость надо выкручивать чуть ли не на максимум, я говорю довольно тихо ^^"
Здравствуйте. По желанию можно рассказать о себе в комментариях, спросить что-нибудь у меня, заказать приветственные (и не только, наверное) драбблы [я смотрела Sherlock BBC, TW, немного Supernatural, Доктора Кто (новосезонного исключительно)... Что-то ещё было в этом списке]. Желательно с указанием пейринга и ключевой фразы, слова. Не стесняйтесь, я не кусаюсь, просто могу не сразу реагировать, ибо копаюсь в идеях, атакующих мою голову, пишу и занимаюсь ерундой. UPD. В связи с приходом новых лиц. Спасибо, что подписались, и не стесняйтесь просить драбблы приветственные (можно в комментариях, можно в u-mail) =3